Мы с Цоем были в принципе знакомы, то есть здоровались – «привет-привет», но не более. Он знал, что я играю со «Свиньей» на бас-гитаре в «АУ», а я знал, что он известный исполнитель Виктор Цой, который когда-то, в начале своей карьеры, начинал как бас-гитарист группы «АУ», то есть это нас немного роднило, типа, не чужие люди. С ним вообще трудно было бы вести долгую беседу. Так, например, после нашего концерта («АУ») на Пятом фестивале ЛРК в ЛДМе, на следующий день, я встретился с ним в фойе – он сидел на бетонном парапете у лестницы вниз, в гардероб, а я шел туда же в тубзик. Поздоровались, я сказал что-то типа: «Вот, бл…дь, нам вчера со звуком насрали – сначала отрубили на 20 минут, а потом врубили, но сделали все ручки вверх до упора, так что один рев был на сцене – трудно было играть, – ничего не понятно, и поэтому лажи много было». – «А мне понравилось!» – говорит. «Ага, спасибо!» – говорю. А сам подумал: «Если ему это говно, что было, понравилось, то, если бы не проблемы со звуком, он бы вообще ох… ел» (шутка). Цой же «АУ» и «Свинью» знал только по раннему периоду, когда он сам с ними тусовался, тогда особо никто играть не умел, а у нас в 1987 году уже крепкая программа была, в тех же Шушарах на фестивале, например, мы очень хорошо прозвучали, достаточно мощно. А в ЛДМе было расп…ство, но не по нашей вине… Долго говорить о чем-то с Цоем было невозможно – это отмечали и другие товарищи, он сам редко вел разговор, – если собеседник молчит, он тоже будет молчать, спросишь – ответит, но односложно, и опять молчит. То есть без стакана тяжело было общаться. А вот общих друзей у нас было очень много… Я же потом, когда он уже уволился, устроился работать в котельную «Камчатка», кочегаром, а точнее, зольщиком. Это была отличная работа: положено было работать по два человека (кочегар + зольщик) сутки через трое. А мы работали по одному человеку. Так как котлы были сравнительно небольшие и один человек вполне справлялся. И получалось, что в месяц достаточно отработать 3–4 раза, а остальные дни ты свободен. Притом что, так как все были свои, легко было поменяться. Или просто за тебя кто-то мог отработать, а потом ему отдаешь деньги за смену – и все. Так, в последнее время, когда пошли гастроли и т. п., Цой сам мало работал, Башлачев тоже – когда они не могли, за них работали Фирсов или Соколков или другие. И всем было хорошо. А платили нормальные по тем временам деньги – 120 руб. + выдавали молоко за вредность, сапоги и другие принадлежности. Отапливали всего один дом (в подвале которого и была «Камчатка») – женское общежитие строительного треста № г. На 2-м этаже, в бойлерной, в двери, ведущей в душевую, была дырочка, об этом знали все кочегары, и иногда было любопытно глянуть, как девки трут друг другу спинки и смывают с себя трудовой пот и строительную пыль. Некоторые кочегары иногда заводили более близкое знакомство с обитательницами верхних этажей, но это было скорее как исключение. Все-таки общежитие было само по себе, а котельная – сама по себе…
…Марьяну Витя, конечно, любил. Если бы не любил, то не стал бы жить с ней. Марьяна была старше его, опытнее, сильнее – очень волевая женщина. Она занималась и его концертами, и другими делами, очень много для него сделала. Он был за ней как за каменной стеной. Она познакомилась с ним, кажется, в гостях – пришла с кем-то за компанию, пообщались-посидели, она послушала песни и т. д. и, уходя, оставила свой телефон. Чуть ли не помадой на зеркале написала, как в кино. Так они примерно и познакомились. То есть получается, это она его выбрала из всех.