Виктор Цой

«— Кем вы хотели видеть сына?

— Мать была уверена, что Виктор станет художником, он ведь с детства — лет с шести, наверное, — очень хорошо рисовал.

— Поначалу вы не приняли его увлечение музыкой?

— Не то чтобы не приняли, просто не верили, что это у него серьезно. Думали, очередное увлечение, которое скоро пройдет. А уж того, что у него, помимо музыкального, еще и поэтический талант проявится, даже представить себе не могли.

— От последнего места работы вы, наверное, в особый восторг не пришли?

— Меня больше расстраивало, когда он вообще не работал. В те времена ведь как было: не трудишься где-то, значит, тунеядец, а за это могли и посадить…»[218]

Единственным человеком, кроме жены Марьяны, который поддерживал Виктора и никогда не высказывал ему своего недовольства, была его теща.

Инна Николаевна Голубева: «Баталии были по поводу его работ и вообще… Родители доставали его. Вернее, они доставали меня… они мне всё говорили: Витя должен что-то сделать, Витя должен позвонить, Витя должен работать. И вот как-то Валентина Васильевна звонит нам и говорит: “Ну что, Витька работает?” Они с отцом его звали не Витей, не Виктором, а Витькой. Я говорю: “Ну, как-то так…” Она мне: “Ну что же вы, Инна Николаевна, не можете ему объяснить, раз ты женился, у тебя семья, значит, должен содержать себя и семью? А что это он не работает-то? Он же ведь женатый, у него ребенок родился. Он должен работать и хлеб в дом приносить”. Я ей отвечаю: “Валентина Васильевна, вы ничего не путаете? По-моему, родители должны учить этому своих детей”. Я, правда, ничего ему не говорила никогда… Конечно, подобными звонками и требованиями Валентина Васильевна всё больше отдаляла от себя Виктора. Он часто повторял фразу, что “у всех родители как родители, а у меня черт знает что”…»[219]

Это была проблема многих советских семей того времени. Виктор был человеком с другими ценностями и часто повторял, что ему трудно найти общий язык с людьми старшего возраста, так как они мыслят совершенно иначе.

Его родители (как и многие нормальные родители) хотя и не попрекали его, но не были в восторге оттого, что сын бросил учебу и начал заниматься какой-то непонятной рок-музыкой, которая мало того что была запретной, так еще и не давала стабильного дохода. Они не могли взять в толк, зачем их сын, вместо того чтобы найти нормальную работу и получать нормальные деньги, таскает уголь в грязной, вонючей котельной, а всё свободное время посвящает бренчанию на гитаре. Ни Роберт Максимович, ни Валентина Васильевна тогда и не предполагали, что увлечение сына может принести ему материальное благополучие и успех в обществе, поэтому их очень беспокоило, что он живет какой-то странной жизнью. Осознание того, что их сын добился огромного успеха и материального состояния, пришло к ним гораздо позже, уже после смерти Виктора…

Для родителей было весьма важно, чтобы сын социализовался. Они искренне старались дать ему то, чего сами недополучили в жизни, — в частности образование. Однако Виктор не стремился к показной образованности, поэтому его часто называли «пэтэушником», не учитывая, что он постоянно учился, но самостоятельно. Так что между Виктором и его родителями никогда не было полного взаимопонимания, поскольку их точки зрения на жизнь и мнения были диаметрально противоположны.

Виктору было важно в первую очередь сохранить себя, свою внутреннюю гармонию, быть честным перед собой, делать то, что нравится, даже если это связано с материальными трудностями. А трудностей в то время хватало… На горизонте замаячил очередной рок-клубовский фестиваль, и «КИНО» начало готовить новую программу.

«КИНО» НАБИРАЕТ ОБОРОТЫ

Четвертый фестиваль рок-клуба проходил с 30 мая по 1 июня 1986 года.

Это уже был совсем другой фестиваль, потому что на дворе было совсем другое время. От предыдущих фестивалей он отличался тем, что, во-первых, он проходил впервые не в зале ЛМДСТ, а в просторном ДК «Невский», а во-вторых, был открытой для городских меломанов серией концертов, на которые (правда, сильно постаравшись) можно было купить билеты.

Группа «КИНО» выступала 31 мая 1986 года. По мнению многих, не совсем успешно.

Александр Титов: «Это был явно неудачный концерт. Цой запел совершенно другим голосом, в котором себя еще не почувствовал. Новый репертуар выглядел мутным и неразборчивым. Особенно меня поразила адская монотонность в аранжировках, которые казались тогда откровенно дубовыми. Возможно, во мне говорила ревность… И только значительно позднее я понял, что в этом повороте Цой был прав, точно рассчитав всё надолго вперед»[220].