Виктор Цой

Наталья Россовская – Александру Житинскому, 12 сентября 2007:

«Добрый вечер!

У меня в гостях недавно был Паша Краев. Он прочитал про Цоя и тоже сказал, что надо напечатать, как есть. НО. Я кое-что перепутала.

Оказывается, тот „квартирник“ был в 1986 году (т. е. Цой уже – счастливый муж и папа)! И Рыбы именно тогда – не было (как я умудрилась его присочинить?)… Знать, на многих „квартирниках“ побывала… Ну, это исправить легко.

Полностью тебе доверяю, делай с текстом, что хочешь.

Счастливо!

Наталья».

И вот, собственно, те мемуары, о которых шла речь в нашей переписке.

Наталья Россовская (Науменко)

Воспоминания о Цое (письмо от 3 сентября 2007):

«…Глубокая осень или начало зимы. (Судя по всему, конец 1979 – начало 1980 г. – Примеч. авт.) К нам зашел Свин со своей компанией. Среди шумных панков резко выделялся темноволосый высокий мальчик с серьезным лицом. Выделялся восточной внешностью, напряженностью движений, отстраненностью от событий; вообще отдельно существовал.

– Не обращай внимания! – сказал Свин. – Цой всегда такой, он у нас молчун. Комплексы подростковые…

– Очень интересный мальчик, – подумала я, приветливо улыбаясь и предлагая чай. – Застенчивый какой! А „Цой“ – наверное, прозвище…

* * *

„Цой“, оказывается, фамилия. И он привык, когда его так и зовут: Цой.

Теперь Витя часто приходит к нам вместе с Лешей Рыбиным. Они создали группу, пишут песни и поют эти песни Майку. Майк хвалит, мне тоже все нравится.

Они у нас теперь почти каждый день. Радостный Витя в белой своей дубленке заглядывает в комнату из коридора:

– Леша, я здесь до утра остаюсь! Родителям позвонил.

(Улыбка хитрющая!..)

Рыба немедленно бежит на улицу к телефону-автомату. Возвращается довольный:

– Мне мама тоже разрешила заночевать…

* * *

Сидим на кухне, курим, говорим. Заходят соседи, хмыкают, якобы случайно выключают свет, и тогда под чайником синим цветком горит газ. Лешка в разноцветном клетчатом пиджаке слоняется взад-вперед по коридору. Жалко его. Но у нас с Цоем свои разговоры, другим не интересные. Например, выяснилось, что мы оба любим помидоры, одежду черного цвета и страну Японию. Цой хорошо рассказывает: остроумно, несуетливо, точными словами. Его ирония беззлобна, глаза лучатся, а улыбка обнимает… Неужели это тот самый неловкий, неуклюжий мальчик?..

– Еще чайку, Наталья Васильевна?

– Если не трудно, Виктор Робертович.

– Утро уже!

– Да, Женька сейчас проснется…

Идем в комнату. Сынуля (ему полгодика) лежит с открытыми глазами, улыбается. Пока готовлю смесь, Цой играет с ним, разговаривает. Меня в очередной раз удивляет, как умело Витя обращается с ребенком. Он с явным удовольствием берет Женьку на руки, помогает менять ползунки и мыть попку теплой водой из чайника. Однажды не выдержала и спросила:

– Не брезгуешь? (Майк, например, с трудом терпит неизбежные моменты ухода за мелким.)

– Ты что? – узкие глаза изумленно округлились. – Он же маленький!

И позже:

– Тебе идет держать младенца на руках. Это очень красиво…

* * *

Редкий вечер теперь обходится без Вити и Леши. Соседи с чайниками и кастрюлями привычно перешагивают через вытянутые ноги курящего в коридоре Цоя, здороваются, спрашивают, как дела. Со мной Виктор Робертович мил и почтителен, а мне до смерти хочется его поцеловать.

Я так и сказала Майку:

– Сделай мне подарок на день рождения: разреши поцеловать Цоя!

Майк удивился, но, конечно, позволил.

* * *

Мне 22 года! Майк уехал на свою работу, вернется только завтра… По улице Марата иду за покупками. Холодно. Серый ветер бросает снег в лицо, осыпает ледяными крупинками синее пальтишко из „Детского мира“. Чувствую себя королевой: сегодня мой праздник, и сегодня я поцелую Цоя!