Виктор Цой

Марьяна Цой (из беседы с автором, 14 сентября 1990):

«<…> Все равно ничего не понятно и не будет понятно, видимо, уже никогда. Объяснить, наверное, мог только Витя. Потому что это дурацкое ГАИ выбрало версию, удобную им. Поскольку, конечно, мы не собирались возбуждать никаких уголовных дел против этого несчастного водителя автобуса, мы под ней подписались и сделали это сознательно, чтобы у нас была возможность как можно скорее оттуда уехать. Просто скорее уехать и увезти его. Следовательно, нам было необходимо принять их версию либо сидеть там и с ними разбираться. А на это не было ни сил, ни желания.

Это произошло в местечке, которое называется Тукумс, это за Юрмалой. А жили они в близлежащей деревушке с таким названием, что у меня язык не выговаривает. Это было в час дня пятнадцатого августа. Он уезжал в пять часов, обычно все спали, он уходил один, а тут все вскочили, и он Сашке сказал: „Поехали со мной“. И ребенок отказался. Это чудо, конечно…

На момент несчастья там была Наталья со своим ребенком и Сашка… Юрик Каспарян за два дня до этого закончил совместный отдых с Витей и уже был в Ленинграде. Он буквально за сутки до этого приехал.

Получилось так: Витя поехал на рыбалку. Он ездил туда регулярно, и, видимо, был какой-то определенный момент его возвращения. И когда его нет, нет, нет – она забеспокоилась и поехала его искать.

И когда она увидела этот автобус, нырнувший в реку… Ну, какая река – ручеек… Она помчалась в ближайший городок, потому что они-то жили совсем в деревне, снимали там дом. И там все выяснилось.

Когда Наталья попыталась поговорить – поскольку его нашла ГАИ, то сразу появился следователь, это у них автоматом делается, и ее сразу спросили: „А вы кто такая?“ И она сказала: „Я как бы приятельница…“ – „Ах приятельница… Нужны родственники“.

Ну, и она начала звонить. Дозвонилась своей маме в Москву. Та стала звонить в Ленинград. Нашла телефон Каспаряна и первым делом – туда. Поднялась паника. Я за десять минут вычислила Юрика по его приятелям, где он оттягивался по приезде от Вити, и мы через полчаса уже выехали из Ленинграда, накачавшись бензином. С нами поехал Игорь Тихомиров с женой – они буквально за три часа до этого приехали из деревни, где тоже отдыхали вместе. Мы поехали на двух машинах: они – на своей, а мы с Юркой. И в десять утра на следующий день после несчастья я уже сидела в Ментове и подписывала все эти бумаги, и времени на раздумья у меня не было. А еще через сутки, то есть на следующее утро, мы уже выехали оттуда, увозя с собой Витю…

Ну что они пишут? Они пишут, что он заснул. В это не верит никто из близких, потому что, зная Витю… Он шел по жизни на мягких кошачьих лапах, был крайне осторожен… Я думаю, что он просто увлекся движением – бывает такая эйфория, а ездил он на ста пятидесяти. И там такой противный поворот – мы были на месте происшествия – он не крутой, но какой-то вот такой… Не просматривающийся… И автобус, наверно, несся где-то так же – а там такая махина! Но, по всей видимости, нарушение все-таки было со стороны Вити, потому что, судя по следам протекторов на асфальте, он врезался на встречной полосе. То есть это элементарная автомобильная катастрофа. В убийство я не верю. Цой не был человеком, которого кому-то хочется убрать. Он не ссорился с московской шоу-мафией, он их устраивал больше, чем кто-то другой…

И мы быстренько все подписали, отвезли в морг одежду, везде договорились – потом встал вопрос о транспортировке. В этом городе люди оказались крайне отзывчивыми, нам просто дали автобус, мы договорились с шофером, и он подписался отвезти нас в Ленинград. Без всяких остановок. Мы сели с Юркой, как только гроб погрузили в автобус, мы сразу вскочили и уехали, потому что надо было еще и Сашку увозить. Ну, мы, конечно, звонили оттуда в рок-клуб, чтобы подготовили место в морге. Мы везли человека по жаре в тряском автобусе, поэтому вопрос о похоронах стоял, конечно, очень резко. Мы хотели даже, если удастся, в субботу. В пятницу вечером его привезли… Когда я приехала, я поняла, что о субботе, конечно, речи нет, потому что в городе такая волна, столько народу, что нужно хоть какое-то время, чтобы информация распространилась – где и когда… Очень противные были статьи в газетах – писали какие-то мамы, рабочие и колхозницы о том, что наши дети двое суток не ели, не пили, стояли у кладбища, а вот они (имеются в виду родственники) даже не дозволили бросить ком земли. Но если бы все бросили ком земли, то мы бы оказались в одной могиле с Витей – я, сын… – потому что мы стояли на краю, а это упорядочить было нельзя. Все-таки толпа – это неуправляемое явление…»