—
— До февраля девяностого Виктор Степанович дотянул, а потом, видно, рукой махнул: «Да ну вас!».
—
— Хочу, кстати, сказать пару слов о партийных билетах и о предательстве. Восемнадцать миллионов человек в рядах КПСС состояли, и вдруг сперва партийный секретарь, потом секретарь обкома и уж затем член Политбюро ЦК подписывают указ о ее запрещении. На это, кстати, не я, а один умный мужик внимание обратил. «Восемнадцать миллионов коммунистов, — заметил, — было: хоть один пошел на защиту своего райкома, хоть один вынес на своей груди Красное знамя?». И после этого
Ты вспоминал про обыск, проведенный в квартире родителей жены в Запорожье, и «уликах», якобы обнаруженных в карманах моего костюма. Вот копия, но у меня где-то и подлинник расписки лежит о том, что управлением КГБ по Запорожской области (телефон такой-то) изъяты жовто-блакитні значки: с гербом, на котором изображены бык и копье, на ленточке, в виде кленового листа и с какой-то эмблемой — все это, разумеется, на изобличающем меня националистическом фоне. Некий Геннадий Константинович, который ее составил, сейчас получает, поди, от Украины пенсию за то, что с национальной символикой когда-то боролся, но не мое это все было — подбросили. Что бы я был за разведчик, если бы такие вещи хранил?
—
— Оттого, что ты все-таки из Киева, покажу мой диплом, выданный после окончания Киевского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени Фрунзе.
—
— Ну, конечно, а вот лист оценок.
—
— Они из Калининского суворовского военного училища, которое в шестьдесят пятом году окончил. Им скоро будет полвека — таких уже ни в каких музеях не сыщешь.
Украинского языка я не помню, но это не вина моя, а беда. Родился я в русско-украинской семье, но в гарнизоне на Дальнем Востоке. Отец мой всю жизнь «гэкал», и я тоже — уже потом отучили, а Татьяна у меня полтавская, из Карловки, и некоторые здесь говорят: «У вас такой красивый акцент — наверное, вы шведка». На это я всегда отвечаю: «Да, шведка из-под Полтавы».
Увы, на языке предков не говорю, но если когда-нибудь в Украину вернусь, освою его очень быстро. Желаю моей Родине и всем ее гражданам светлого будущего, в которое я свято верю. Счастья вам и добра!
Вербовка — сложное дело. Как охота на соболя. В глаз нужно бить, чтобы шкуру не испортить. Но настоящий охотник не считает трудностью попасть в соболиный глаз. Найти соболя в тайге — вот трудность.
ГРУ ищет людей, которые обладают тайнами. Таких людей немало. Но советник президента, ракетный конструктор, штабной генерал отделены от нас охраной, заборами, сторожевыми собаками, тайными привилегиями и огромными получками. Для ГРУ нужны носители секретов, которые живут одиноко, без телохранителей, нужны носители государственных секретов, которые не имеют радужных перспектив и огромных получек. Нам нужны носители секретов, которым нужны деньги. Как найти таких людей? Как выделить их из сотен миллионов других, которые не имеют доступа к секретам? Не знаете? А я знаю. Теперь я знаю. У меня блестящая идея.
Но вот беда: к Навигатору на прием попасть невозможно. Уже много дней он сидит в своем кабинете, как в заключении, и никого не принимает. Младший лидер — злее пса. К нему подходить опасно — укусит. Младший лидер тоже почти все время в командирском кабинете проводит. А кроме них там Петр Егорович Дунаец сидит. Официально он — вице-консул. Неофициально — полковник ГРУ, заместитель Навигатора. Теперь к этой компании присоединился еще и контр-адмирал Бондарь — заместитель начальника 1-го Управления ГРУ. Он в Вену прилетел как член какой-то делегации, не военной, а гражданской, конечно. В делегации его никогда не видели. У него более серьезные заботы.
Вся компания — генерал, адмирал и два полковника очень редко из командирского кабинета появляются, как стахановцы, в Забое сидят. Мировой рекорд добычи поставить решили?
Женя, пятый шифровальщик, носит им в кабинет и завтрак, и обед, и ужин. А потом подносы оттуда выносит. Все холодное, все нетронутое. А еще Женя оттуда выносит груды кофейных чашек и пирамиды окурков. Что там происходит, Женя, конечно, не знает. Все командирские шифровки обрабатывает только Александр Иванович — первый шифровальщик. Но у него рожа всегда каменная. Без эмоций.