— Пусть прозвучит это как-то брутально, но мы этих господ не уважали. Меня вот порой упрекают: «Филби в СССР убежал, а ты — сюда», а
-
— тем не менее, находились желающие, которые этот строй предавали. Вернее, продавали, потому что таких, кто делал это на идеологической основе, я не встречал. Готовя из нас разведчиков, нам втемяшивали: «Мы вербуем людей потому, что они страшно любят нашу страну и ждут не дождутся приближения коммунизма, — это главное, а материальная заинтересованность — дело второе», но на практике второе оказалось нашим всем.
—
— Точнее, единственным.
—
— Мы называли их «жопа» — прошу прощения. Когда между собой общались, я, допустим, говорил: «Нужно прикрыть нашу “жопу” в Вашингтоне». Или: «Наша “жопа” в Париже со своими обязанностями справляется». Или: «Этот документ добыт через “жопу”» — то есть агентурным путем. Еще раз прости, но так было — мы их не очень жаловали.
—
— Много.
—
— Конечно. Допустим, какая-то «жопа» нам сообщала: «Есть реактивный двигатель» (или нечто такое, что в Союзе нам позарез нужно). Ну, скажем, делаем мы «Буран» — многоразовый космический корабль, но полетит он, только если будет добыт необходимый клей. Дело в том, что снизу этот «Буран» жаропрочной обложен плиткой, а она приклеена, потому что никак иначе ее туда не присобачишь. Этот клей должен выдерживать температуру в две-три тысячи градусов: если вдруг эта плитка отвалится.
—
— и американскому «Шаттлу», заметь, тоже. В нем, если помнишь, кусок термоизоляционной обшивки отвалился, и все посыпалось — семь астронавтов погибли, и вот из-за этого клея у нас вся космическая программа стоит: дайте рецепт! (Указываются при этом вся его спецификация и сумма, в принципе, бездонная). Сразу заявляю: не я его раздобыл, но мне известно, кто по этому клею работал.
—
— Да-да
—
— Естественно, а происходило это обычно так. По первой статье я записывал расходы на агентуру — то, на сколько мы с ним встретились, погуляли… Ну, может, если он приехал откуда-то, я его отель оплатил, что-то такое. Мелочевка.
—
— Да, отчисления шли ежемесячно — мы платили исправно, а потом я забрасывал удочку: «Нужно достать такую-то штуку, и раскошелиться мы готовы на такую-то сумму. Ты это сможешь?» — «Смогу», и тогда мы несем деньги в банк. Женева — это же был центр всего. Не потому, что такие мы умные, а оттого, что какого-то ценного кадра где-нибудь в Южной Африке вербанули, с которой нет никакого контакта, и что дальше, куда денежки направлять? В «Union de Banques Suisses» или «Credit Suisse».
—
— Только в швейцарские — то есть вербуем, например, в Аргентине, а бабки идут сюда. У нас миллион долларов назывался «кирпич». Сейчас, может, кто-то воскликнет: «Подумаешь, миллион».
—
— Огромные, и вот вызывает меня замрезидента и говорит: «Ну-ка, возьми полкирпичика и снеси по назначению».
—
—
«Мы улыбаемся друг другу. Самое главное сейчас — успокоить его, открыть перед ним карты или сделать вид, что все карты раскрыты. Человек боится только неизвестности. Когда ситуация ясна, человек ничего не боится. А если не боится, то и глупостей не наделает.
— Я не собираюсь вас вовлекать ни в какие аферы. В этой ситуации я говорю “я”, а не “мы”.
—