Виктор Шкловский

«…он приехал на Восток и ждал Востока пёстрого, как павлиний хвост, а увидел Восток глиняный, соломенный и войну совершенно обнажённую. Нигде не была так ясна подкладка войны, её грабительская сущность, как в персидских щелях. Неприятеля не было. Где-то были турки, но они отделены от нас горами с непроходимыми перевалами, где верблюд проваливался в снегу по ноздри. Конечно, турки только с невероятными усилиями могли проникнуть к нам, как они и сделали в 1914 году.

Но дело было не в них. Дело было в Персии, занятой русскими войсками уже 10 лет.

Мы пришли в чужую страну, заняли её, прибавили к её мраку и насилию своё насилие, смеялись над её законами, стесняли её торговлю, не давали ей открывать фабрик, поддерживали шаха. И для этого нами держались войска, держались даже после революции. Это был империализм, и главное — это был русский империализм, т<о> е<сть> империализм глупый. Мы провели в Персию железную дорогу, создали в Урмийском озере флот, провели колоссальное количество дорог по долинам, проложили дороги через перевалы, в которых со времён Адама не было никаких дорог, кроме ишачьих троп, где курды только кострами выжигали самые тяжёлые места и выковыривали потом раскрошенный камень чуть ли не ногтями.

Денег в Персию было убито много. И всё это было бесполезно, всё это был крепостной балет. Мы жали и душили, но не ели труп»^{45}.

Говорить о конкретных датах сложно.

Когда Шкловский писал биографию Льва Толстого, то сам заметил следующее: «Лев Николаевич, рассказывая про Герцена, вспоминал, что встречал его полтора месяца каждый день; получается — сорок пять раз, но Толстой находился в Лондоне шестнадцать дней — значит, через пятьдесят почти лет эти дни по своему значению, по резкости мыслей, много раз передуманных, утроились».

Так и здесь — перемещения Шкловского по земле вплоть до середины 1920-х годов имеют стёршиеся даты и не имеют точных координат.

В этих скитаниях родилась масса точных наблюдений и метких слов — неустойчивая, взрывчатая смесь.

Что-то вроде пироксилина.

Так выпало Кавказскому фронту, что он остался вне внимания обывателя.

На Кавказе воевали всегда, и то, что случилось там во время Великой войны, провалилось в кровавую яму всеобщей истории. Нет, спроси армянина, что там было, и как армянин он тебе скажет, даже если он сидит у лотка с апельсинами где-нибудь в Архангельске.

Он тебе расскажет и про 1915 год, и про город Октемберян.

Но прочий народ только удивится.

А армянская армия ещё в мае 1918 года дралась с турками у Сардарапата. Она не пустила их в Северную Армению, и оттого там стоит большой памятник. История армянской войны при советской власти не была тайной, но не была и обшей историей. Оттого о резне и войне говорили южнее Кавказского хребта много, а севернее его — мало.

И оттого история эта рассказывалась в разных местах страны по-разному: где глухо, а где скорбно.

Если разглядывать карту военных действий, то видно, каким лакомым куском для любителя альтернативной истории эта война является.

Русская армия занимает пол-Персии и треть Турции, Арарат ещё можно потрогать рукой, а не осматривать издали, — и вот-вот дрогнут турки и отдадут проливы.

Оттого есть город Армавир, ранее Октемберян, а изначально Сардарапат.

В 1914 году турки остановили начавшее войну на юге наступление русских и взяли Батум.

В 1915 году турки вошли в Иран и резали армян там, куда доставала сталь. А русские войска дрались с турками у озера Ван и встали в Северной Персии.

В 1916 году русские войска взяли Эрзрум и Трапезунд.

В 1917 году пришла в Россию революция, и войска её дрогнули. Стали уходить из Западной Армении войска.