Рассказ Шукшина «Миль пардон, мадам!» все мы не раз слышали в исполнении первоклассных чтецов, вместе с ними проживая историю одного из нелепых шукшинских «чудиков», повествующего о своем покушении на Гитлера во время Второй мировой войны. Но Виктор Авилов каким-то непостижимым образом умудрялся придать этому известному рассказу иной объем: в характере Броньки Пупкова был неподдельный драматизм и внезапно в зрителях возникала щемящая жалость к горстке защитников Отечества. Почти четыре десятилетия минуло к тому времени с конца той страшной войны, а они, чудом оставшиеся в живых, оказались перед необходимостью просить подаяния, унижаться в поисках вполне заслуженных благ, выпрашивать то, что должно принадлежать им по праву…
Мы слушали Авилова, смотрели на него, превращающегося на наших глазах в некий миф, и думали, напряженно думали о наших стареющих героях — победителях, спасших мир от чумы. За что, почему дана им такая жалкая старость?.. Виктор Авилов играл отнюдь не только «текст», но и мощнейший «подтекст» этой не такой уж простой истории.
А еще он сыграл в этом спектакле в рассказе «Хозяин бани и огорода» — в сущности, такого же наивного и трогательного «чудика», особенно привлекательного рядом с героем Сергея Беляковича — деревенским куркулем, твердо знающим цену всему. Был в этом рассказе эпизод, который можно рассматривать как некую квинтэссенцию спектакля в целом: в медленной чечетке по полутемной сцене двигались навстречу друг другу два антипода, словно самим своим движением метафоризируя двойственность нашего бытия и в каком-то смысле двойственность наших натур. Два мира. Два характера. Две различные «темы» Театра на Юго-Западе. Виктор Авилов и Сергей Белякович.
Это была очень сильно решенная сцена, которая словно распахивала пространство подмостков в пространство жизни, заставляя задуматься о непростых законах нашего бытия, о нашем предназначении, о нравственном законе, который, как известно, всегда — «внутри нас», как и звездное небо над нами…
«Я очень люблю Шукшина, — говорил Виктор Авилов. — Спектакль „Штрихи к портрету“ многим близок мне, всегда волнует. Главное, что хочется передать, донести в Шукшине, — это его доброта, грусть. Все его рассказы — о чем-то не-свершившемся. Вот Бронька Пупков, герой рассказа „Миль пардон, мадам!“. Это одна из самых ответственных ролей. В „Миль пардон, мадам!“ две кульминационные точки, их требуется сыграть очень сильно. Первая — когда Бронька воображает себя в бункере Гитлера. Герой со всей страстью отдается своей мечте. Для меня важно, что, окажись Бронька в этих обстоятельствах, он совершил бы все, о чем мечтал. Так я и играю, с этой уверенностью. А вторая кульминация — финал рассказа, когда Бронька „выходит“ из своего артистического состояния и его душит тоска несвершенности.
В каждом рассказе Шукшина — важная мысль, которую хочется сыграть. Герои — парни, чувствующие все фальшивое, их нельзя обмануть. Так, в рассказе „Ваня, как ты здесь?“ Лагутин понял „кинорежиссера“, у него осталось чувство, что на его глазах происходит одурачивание, идет какая-то игра. Вот и в „Крыше над головой“ работники искусства поставляют сельским читателям и самодеятельным артистам какое-то чтиво, в котором нет правды жизни, а есть лишь какая-то псевдореальность.
Мысль о воспитании искусством — важная и глубокая. Наш спектакль не грешит здесь против художественной мысли Шукшина. Потому что в ней то, к чему мы стремимся в каждом нашем спектакле».
Можно было бы пояснить слова Авилова как некий допуск в творческую лабораторию, но это было бы неверно. Артист убежденно говорит здесь о назначении своего театра, о роли своего поколения, как он воспринимает и осознает ее. Правда на сцене, по его мысли (и по мысли Валерия Беляковича), не просто может, но должна противостоять неправде в жизни, которая сжимается кольцом и уже не позволяет свободно дышать. Назначение Театра на Юго-Западе — показать пример того, как искусство дает возможность этого необходимого дыхания.
Виктор Авилов не просто верил в это — он жил той идеей театра, которую сформулировал для своих учеников-единомышленников Валерий Белякович. И жил ею до самого конца.
К 175-летнему юбилею Н. В. Гоголя Валерий Белякович поставил «Ревизора», завершив тем самым свою «гоголиаду». Претерпев несколько редакций, спектакль сохранился в репертуаре до сих пор. Но тогда он был совсем другим, во многом благодаря Хлестакову — Виктору Авилову. Впрочем, в актерской судьбе Авилова роль эта имела не очень важное значение. Может быть, потому, что совпала с тем периодом, когда, уже прикоснувшись к серьезному драматическому материалу, Авилов начал внутренне отходить от комедийности, его гораздо больше интересовали другие вещи: трагифарсовость, острый драматизм, выход к трагизму…