Виктор Астафьев

— Когда мне было пять лет, на экраны вышел фильм «Большой вальс» об Иоганне Штраусе. Роль возлюбленной Штрауса играла великая певица Милица Корьюс. Мне тоже захотелось иметь роман с таким великим композитором и красивым мужчиной. И я стала петь вальсы Штрауса…

Но вернемся в сороковые… Фильм понравился и Сталину. Он заказал своим «мастерам искусств» сделать ленту не хуже, но на отечественном материале. Указание приняли к исполнению, начали работу, но замысел оказался неосуществимым. Впрочем, это уже совсем другая история.

А вот один эпизод, связанный с судьбой исполнительницы главной роли в «Большом вальсе», упомянуть стоит. Перед тем как покинуть СССР, юная певица в составе киевского хорового коллектива «Думка» гастролировала по городам и весям родного отечества. Побывала она и в столице. Известно, что в марте 1927 года в дни торжеств в честь Т. Г. Шевченко на одном из выступлений «Думки» присутствовал Сталин. Ирония судьбы, конечно, но никто в этот момент не мог предположить, что на сцене в числе прочих пела маленькая хористка, творческий успех которой через десять лет поразит самого Хозяина, а руководителям советского кинематографа создаст много проблем. Недавняя гражданка СССР станет звездой Голливуда и мирового кино. Можно себе представить и то, как кусали локти эстонские стражи национальной чистоты, когда фильм «Большой вальс» демонстрировался в Таллине и других городах Прибалтики.

Судьба Милицы Корьюс после «Большого вальса» сложилась трагически. Роли в других фильмах — «Венера в шелках», «Пражский студент», «Рыцарь империи» — не были столь же значительными. А в 1940 году она попала в автокатастрофу, едва не лишилась ноги. В последующие годы она могла выступать лишь с сольными концертами и записывать пластинки. Основным же содержанием ее жизни стала семья, воспитание дочери, которую на американский манер стали звать уже не Милицей, а Мелиссой.

Дочь ее стала дипломатом. Любопытно, но опять-таки, видимо, по иронии судьбы, на исходе прошлого века после многих лет работы в разных странах мира дочь Милицы Корьюс назначили послом США в Эстонии. Вполне естественно, что по прибытии к новому месту службы Мелисса Уэллс (фамилия по мужу) один из первых своих неофициальных визитов нанесла на старое кладбище. Ей было важно отыскать могилу с прахом деда Артура Корьюса. Затем она побывала в тех городах и залах, где начинала свою блистательную карьеру ее мать.

Кстати сказать, Милица Корьюс пережила всех своих родных сестер, оставшихся в СССР, и брата, жившего в Эстонии. Скончалась она в 1980 году. Так удивительно замкнулась цепь событий одной из больших и удивительных семей российской империи, в которой родным языком по праву считали русский.

Жаль, конечно, что все это я не успел рассказать Виктору Петровичу Астафьеву.

…Судьба уготовила Астафьеву еще одну встречу с «Большим вальсом». Произошла она в Югославии в дни юбилейных торжеств, посвященных освобождению Боснии от фашистских оккупантов. Виктор Петрович вспоминал, как, будучи в столице ее Сараево, ехал однажды на машине с друзьями к горе Игман:

«Что-то знакомое „зацепило“ мой глаз. Присмотрелся внимательней: аллея с ровно и высоко вознесшимися деревьями, дорожка меж них, по дорожке катит очень знакомая кибитка со знакомой лошадью и давно знакомым извозчиком. Я и сказал моим спутникам, что нечто подобное видел в одном знаменитом фильме. А они мне в ответ: ничего, мол, удивительного — знаменитые кадры той знаменитой картины снимались здесь, в Сараево, на этой самой аллее, и с тех пор кибитка из „Большого вальса“ катается и катается взад-вперед по аллее, и кто хочет посидеть и прокатиться под звуки вальса в кибитке Карлы Доннер и ее возлюбленного Иоганна Штрауса — плати денежку.

„Я хочу! Я хочу!“ — заорал я во всю глотку и, бросив горсть мелочи в руку старенького и приветливо улыбающегося извозчика, взобрался на сиденье кибитки. Скопление туристской братии, грохот и вой музыки, шум машин на шоссе, идущем параллельно прогулочной дороге, современный содом и суета мешали мне отдаться блаженной картине — услышать поскрипывание рессор, стук лошадиных копыт, пение птиц, шум воды, шелест листьев над головой и рождение вальса.

Кибитка доехала до подножия горы Игман, повернула обратно, но не возникла музыка. Давняя картина заслонилась ближними впечатлениями, встречами, рассказами о войне, речами на митингах, посвященных освобождению многострадальной земли — горной Боснии, где погиб в войну каждый четвертый житель.

Поздним вечером перед сном я пришел на аллею Штрауса и Карлы Доннер. Движение на дороге замерло, унялись туристы, лишь где-то вдалеке стойко звучал транзистор, мелькал радужный свет водопада под горою, и туда, мимо брызжущего света, мимо взвинченной, на цирк похожей туристской жизни удалялась одинокая кибитка, и на облучке ее едва различимо маячила фигурка одинокого старенького извозчика.