Виктор Астафьев

Загляни в № 8 „Нашего современника“, там исключенная и похеренная в свое время глава из „Царь-рыбы“, и место, и обстоятельства знакомы тебе по рассказам отца. И Елогуй, и Сымская фактория поднимают национальный флаг, требуют создания национального совета и конституций. Вот только бы еще мыться научились и пить отучились, а то вонь от них сивушная и онучная, да в зимовьях их говна и грязи до колен, а вон мы были в зимовье потомственного русского рыбака и охотника — светлица! Угодья и жилье в порядке, сарай в идеале, топоры остры, ложки мыты, на стене киноактриса Удовиченко красуется…

Обнимаю тебя.

Твой Виктор П.».

22 января 1991 г.

«Дорогой Феликс!

Ну вот, уже поздней осенью добрался я до рукописи твоего покойного батюшки[102]. Прочел с большим интересом, хотя, будь живой автор, он, вероятно, еще и еще перепахивал бы эти страницы, особенно в области языка, тут переначитанность ему шибко мешала, так и толкала его написать „культурное“ слово… Особенно худы заголовки, в том числе и всего романа. Шибко манерно для мужчины и совсем не к месту действия на Ленинградском фронте. Какой уж тут „свет“, хоть и всего „горсть“ его! Но роман, даже судя по этому куску, совершенно открыт, достоверен и искренен, как может быть искренна только исповедь.

Роман вполне пригоден, на мой взгляд, для печатания. В моих силах предложить его в „Москву“ или в „Волгу“, но ты написал, что его вроде бы где-то печатают? Рукопись пока остается у меня — напиши, что с ней делать? Как поохотиться в Забайкалье? Какая „охота“ в Москве я знаю — едва живой домой приехал[103], и теперь не скоро меня туда заманишь.

Вышел первый том моего собрания сочинений в 6-ти томах, с выходом этого тома начинается подписка, и поскольку в республики ныне нашей продукции не дают тиражи, должна разойтись в России, потому можешь подписаться и всех охотников в тайге подписать.

Если дома, напиши поскорее. А когда будешь в наших местах? Кланяюсь! С прошедшим Рождеством Христовым и с наступающим Крещением. У нас мороз и солнце, да еще… беспрерывный ветер. Вроде на горе, и то за горами жутко воет по современной обстановке.

Виктор Петрович».

Текст на открытке:

«12.02.1991.

Дорогой Феликс!

Сегодня, 12-го февраля, я отправил рукопись твоего отца в „Москву“[104] и предварительно поговорил с Крупиным по телефону. Дай Бог ходу роману! Сам я одолевал текучку и обслуживал свору гостей и репортеров. Готовил 3–4 том собрания сочинений; в одном из них „Затеей“, подготовка и составление которых заняли все силы…

…Все твои письма я получил. Предисловие в папку вложил — оно необходимо. Будем теперь ждать решения редколлегии. Твой адрес я им написал.

Обнимаю,

Виктор Петрович».

«18 февраля 1991.

Дорогой Феликс!

Посылаю тебе для „Охотничьих просторов“ то, что нашлось в новых „Затесях“, имеющее отношение к тайге и немножко к охоте.

Подойдут — ладно, не подойдут — выбрось. „Затеей“ идут в 4-м томе собрания сочинений в 1992-м году, если к той поре не прекратится издание книг. Газеты, вон, уже не выходят даже центральные. Только трепачи на трибуны все всходят и всходят. Когда-то ж их сгонят или нет?!

Рукопись батюшки твоего с моим письмом ушла в „Москву“, но почта ходит страшно долго, иногда не менее месяца. Кланяюсь,

В. Астафьев.

У нас февралище! И мороз, и ветер дерет, в Енисейске — 42 с ветерком, в Эвенкии — 51. Увачан[105] говорит: „Как станет, парень, сорок-то, дак жестко кажется“».

Письмо на открытке:

«27.12.1991.

Дорогой Феликс!

И сборник, и письма получил, спасибо! Какие чудесные иллюстрации к рассказу сделал художник, совсем неожиданно и здорово. Сейчас я делаю кусок об уборке хлеба зимой 1942 года в Сибири…

Вообще, долго не работал. Закончил летом „Последний поклон“ (главы идут в № 2–3 „Нового мира“) и на этом замер. Поездка в осеннюю тайгу на Енисей и на Сым не только не пособила и не вдохновила, но и доканала меня. Идет такое избиение природы, такое всеобщее нападение на нее, что волосы дыбом встают. Все наши беды жизни удесятерено обрушиваются на природу, бьют все, что появится, рвут с корнем все, что растет, Енисей искрещен самоловами, которые оставлены на дне и в зиму, губят там всякую тварь. О, Господи!

Поздравляю тебя и твою семью с Новым Годом! Желаю, чтобы он хоть какую-то надежду нам подарил и Бога в сердце воскресил, иначе всем нам конец будет.

Кланяюсь, обнимаю.

Виктор Петрович (В. Астафьев)».

«10.09.1992.

Дорогой Феликс!

Пишу тебе почти на ходу. Вчера из Овсянки переместился в город — осень, а я, вместо того, чтобы летом отдохнуть, сидел не разгибаясь, идет мой роман в „Новом мире“ № 10–12, читал гранки, хотя это и бесполезно, не успевает наша почта свозить туда и обратно к сроку выпуска и сдачи журнала, да и в журнале тоже сидят и работают люди спустя рукава, неделями валяются гранки по столам, недосуг отправить; вычитываю 5–1 том собрания сочинений, пишу предисловие к новому и т. д.