– Нельзя все же впадать в крайность, сударь, – сказал суперинтендант. – Человеческий ум изменчив, ему свойственны маленькие простительные капризы, даже иногда вполне почтенные капризы. И часто человек желал чего-нибудь вчера, а сегодня в этом раскаивается.
Ванель почувствовал, как по его лбу и щекам потек холодный пот, и пролепетал:
– Монсеньер!..
Арамис же, очень довольный той четкостью, с которой Фуке начал разговор, спокойно прислонился к мраморной консоли и стал играть золотым ножичком в малахитовой оправе.
Фуке минуту помолчал, потом снова заговорил:
– Послушайте, дорогой господин Ванель, я сейчас вам объясню положение вещей.
Ванель затрепетал.
– Вы порядочный человек, – продолжал Фуке, – и вы поймете.
Ванель зашатался.
– Вчера я хотел продать свою должность.
– Монсеньер, вы не только хотели продать, вы сделали больше – вы продали.
– Ну, пусть так! Но сегодня я прошу вас, как о большом одолжении, вернуть мне слово, которое я дал вам вчера.
– Вы дали мне это слово, – повторил Ванель, как неумолимое эхо.
– Я знаю. Вот почему я вас умоляю, господин Ванель, – слышите? – я вас умоляю вернуть мне его…
Фуке остановился. Слово
Арамис, все еще играя ножичком, вонзил в Ванеля взгляд, который, казалось, хотел проникнуть до самого дна его души.
Ванель поклонился и сказал:
– Монсеньер, я взволнован честью, которую вы мне оказываете, советуясь со мной о совершившемся факте, но…
– Не говорите
– Увы, монсеньер, подумайте, я ведь принес деньги, я хотел сказать – всю сумму.
И он открыл толстый бумажник.
– Видите, монсеньер, здесь купчая на продажу земли, принадлежащей моей жене. Чек в порядке, на нем необходимые подписи, и деньги могут быть уплачены немедленно. Это все равно что наличные деньги. Одним словом, дело сделано.
– Дорогой господин Ванель, всякое дело на этом свете можно разделать, чтоб оказать одолжение…
– Конечно… – неловко пробормотал Ванель.
– Чтоб оказать одолжение человеку, другом которого станешь таким образом, – продолжал Фуке.
– Конечно, монсеньер…
– Тем более законно станешь другом, господин Ванель, чем больше оказанная услуга. Ну, сударь, скажите, что же вы решаете?
Ванель молчал.
В это время Арамис подвел итог своим наблюдениям.
Узкое лицо Ванеля, его глубоко сидящие глаза, дугообразные брови – все говорило ванскому епископу, что перед ним типичный скупец и честолюбец. Пробивать одну страсть другой – таков был метод Арамиса. Он увидел разбитого и поникшего Фуке и бросился в бой с новым оружием.
– Простите, монсеньер, – сказал он, – вы забываете объяснить господину Ванелю, что его интересы прямо противоположны этому отказу от покупки.
Ванель с удивлением посмотрел на епископа, он не ожидал отсюда получить помощь. Фуке тоже стал слушать епископа.
– Итак, – продолжал Арамис, – господин Ванель, чтоб купить вашу должность, монсеньер, продал землю своей супруги; это ведь серьезное дело, нельзя переместить миллион пятьсот тысяч ливров, как он это сделал, без заметных потерь и больших затруднений.
– Правильно, – сказал Ванель, у которого Арамис своим ослепительным взглядом вырывал правду из сердца.
– Затруднения, – продолжал Арамис, – выражаются в тратах, а когда тратишь деньги, то эти траты занимают первое место среди забот.
– Да, да, – подтвердил Фуке, начинавший понимать намерение Арамиса.
Ванель промолчал – теперь и он понял.
Арамис заметил его холодность и нежелание отвечать.
«Хорошо же, – сказал он про себя, – скверная рожа, ты молчишь, пока не знаешь суммы, но не бойся, я засыплю тебя такой кучей золота, что ты капитулируешь!»
– Надо предложить господину Ванелю сто тысяч экю, – сказал Фуке, поддавшись природной щедрости.
Куш был достаточный. Принц удовлетворился бы такой взяткой. Сто тысяч экю в те времена получала в приданое королевская дочь.
Ванель не шевельнулся.
«Ну и мошенник, – подумал епископ, – ему нужно все пятьсот тысяч ливров сполна». И он сделал знак Фуке.
– Вы, кажется, истратили больше, дорогой господин Ванель, – сказал суперинтендант. – О, здесь даже не в деньгах дело! Ведь вы принесли жертву, продав эту землю. Ну, где же была моя голова! Я подпишу вам чек на пятьсот тысяч ливров. И еще я буду вам признателен от всего сердца.
Ванель не проявил ни проблеска радости или желания. Его лицо было непроницаемо, и ни один мускул не дрогнул.
Арамис бросил на Фуке отчаянный взгляд. Затем, подойдя к Ванелю, он взял его за отворот куртки уверенным жестом человека, занимающего большое положение, и сказал:
– Господин Ванель, вас не занимают ни стесненные обстоятельства, ни перемещение вашего капитала, ни продажа вашей земли. Вас занимает более высокая идея. Я ее понимаю. А сейчас, прошу вас, как следует запомните мои слова.
– Да, монсеньер.
И несчастный задрожал; огненные глаза прелата сжигали его.
– Итак, я от имени суперинтенданта предлагаю вам не триста тысяч ливров, не пятьсот тысяч, а миллион. Миллион, слышите?
И он нервно встряхнул Ванеля.
– Миллион! – повторил побледневший Ванель.