Вик Разрушитель 3

Она покинула гостиную, а Ломакин, попивая водичку, раздумывал о своих дальнейших планах. Рано или поздно ему придется открыться перед княгиней, и не хотелось бы предстать этаким коварным шпионом и соглядатаем. В большей мере он был чародеем с уникальным опытом вызова инфернальных тварей и боевым магом, умевшим применять всевозможные хитрости. Спастись из падающего самолета, открыв между мирами портал на высоте двух тысяч метров (или сколько там оставалось до земли) — это не просто магическое искусство, это шедевр. Правда, зрителей, которые могли бы оценить подобную феерию, рядом не оказалось. Да и потом, во время жесткого приземления в незнакомом лесу, восторженность души была омрачена сильным ударом о землю, да таким, что едва сумел встать. Почему-то пропала концентрация на воздушных потоках. Ломая ветки, Ломакин упал на спину и полдня отлеживался на мягком мху, страдая от ожогов и болей по всему телу. Ребра он сумел кое-как срастить, а вот регенерация кожи затянулась надолго, потому как Сила была исчерпана до донышка.

Так должна ли его мучить совесть перед Аксиньей Федоровной? Считал ли он постыдным скрывать истинное свое предназначение? Ломакин не привык рефлексировать; он выполнял работу, за которую платят. А больше всего на свете Странник доверял людям, которые четко оговаривали условия сделки и готовы были платить за проделанную работу. Князь Георгий из таких именно людей, так чего стыдиться? Ведь чародей пытается вернуть в семью их сына. Это хорошая сделка.

— Я написала, — голос княгини выдернул Ломакина из раздумий. Она протянула мужчине так же сложенный в несколько раз лист писчей бумаги. Если Андрей доверился этому человеку, зачем и ей вкладывать письмо в конверт? — Там всего несколько строк, но Вик поймет, что делать. Вы когда сможете передать ему?

— На днях я буду у Булгаковых, — Странник положил записку в карман рубашки. — Нанесу визит вежливости. В качестве будущего преподавателя могу себе позволить возможность познакомиться с учениками.

— Будьте поосторожнее с этими людьми, — даже намека на улыбку не появилось на лице Аксиньи.

— Хотите сказать, мягко стелют, да жестко спать? — попытался пошутить Ломакин. Чтобы знать противника, нужно хотя бы, для начала, прощупать его. Бояться и отгораживаться — самый неверный шаг в долгосрочной стратегии. — Не переживайте, Аксинья Федоровна. Думаю, общий язык мы найдем.

Он откланялся и покинул поместье Гусаровых. Княгиня тут же заметалась по дому, уже зная, к кому сейчас поедет. Муж еще не покинул Москву, завершая сделки с банками и частными лицами. Правда, вчера вечером Георгий позвонил и предложил отметить отъезд хорошим ужином, но только в конце недели. Он добавил, что не отказался бы увидеть Аксинью гораздо раньше.

Мамонов почему-то упорно отказывался приехать в ее дом. Что ж, если муж побаивается отца, она ради сына переступит через свою гордость и через порог гостиничного номера.

Следовало прежде позвонить Георгию, ведь он мог быть где угодно, только не в гостинице. С облегчением услышала, что сейчас он находится у себя, и готов принять любимую жену, отбросив все вечерние дела. Аксинья намекнула на срочность визита, и Мамонов сразу стал серьезным. Пообещал через полчаса прислать свой автомобиль. Договорившись, что князь встретит ее прямо у входа в «Дюссо», на том и закончили разговор.

Княгиня задумалась, глядя на свой гардероб. В самом ли деле ей хотелось сближения, которое началось сразу после покушения на императора и его гостей на Болотном? Ведь Жору она не переставал любить все эти годы одиночества, а сын стал прекрасным поводом для примирения. Семью нужно возрождать, сомнений никаких нет. Но жить вместе со старшими женами под одной крышей Аксинья категорически не хотела. Можно простить мелкие обиды, но ведь они не просто оскорбили ее словами — они пошли на немыслимое: убийство Андрея. Да, пусть не своими руками, но действиями. Разве такое прощается?

Она надела бело-синий узорчатый сарафан с открытыми плечами и спиной. Визит не деловой, а скорее — дружеский, с открытым финалом. Поэтому можно позволить себе легкомысленный наряд, открывающий стройные ноги и показывающий привлекательную фигуру. Она же еще не старуха или монахиня, готовая заживо себя похоронить в четырех стенах. Пока тщательно наносила помаду на губы, отметила, что постоянно смотрит на часы, отражавшиеся в зеркале.

«Волнуюсь, как девчонка перед свиданием, — отметила про себя Аксинья. — Как странно… Уже не чувствую злость на Жору, хочу видеть его снова. Что мешает-то ему приехать сюда? Под наши нужды отведены несколько комнат, их никто не трогает. Даже отец, поворчав после того, как я провела ночь с мужем в гостинице, махнул рукой и попросил побыстрее уладить семейную разруху. Ему очень хочется увидеть и обнять Андрейку, не скрывая своих родственных отношений. Называет нас эгоистичными олухами, и чего в нас больше, сам не понимает».