Вигнолийский замок

– Может, эти два месяца нам жизнь спасли. Короче, суть в том, что был такой путешественник Аркадий Старший. Или он еще жив до сих пор, не знаю… Так вот, он два раза был в Китае и каждый раз писал подробные отчеты для Афинской академии. Во время первого визита его восхитили фейерверки, когда из трубки вылетал снаряд, который взрывался в воздухе и искрился. Было очень красиво. Фейерверки недавно появились, секрет принадлежал какой-то большой семье, и китайские князья и князьки заказывали их на праздники. Аркадий описал все с большим вкусом. Потом, через каких-то пять лет, он снова вернулся в Китай. И что ты думаешь? Фейерверков уже нигде не было! Аркадий заинтересовался, что случилось, и выяснилось, что всю семью, которая владела секретом, перебили. Все пятьдесят человек, живущих в разных городах! Секрет фейерверков оказался утерян.

Никер приподнял одну бровь, что означало недоумение.

– Может, случайность? Происки конкурентов? – спросил он.

– Я тоже так подумал, но на всякий случай навел справки. Пришлось порасспрашивать местных алхимиков, но это того стоило, они поведали удивительные вещи. Оказывается, только неподалеку от нас несколько алхимиков занимались поиском взрывчатых веществ. Двое из них по своей инициативе, а третий – по поручению барона Сигизмунда… знаешь его?

Никер кивнул:

– Да, он жил примерно в ста милях от нас, если ехать на восток. Убит лет пять назад.

– Не просто убит, а вырезан вместе со всеми домочадцами, включая того алхимика. Причем штурма не было, враг просто пробрался в замок, а потом ушел, ничего не взял, но разгромил комнаты алхимика.

– А остальные двое?

– Один убит прямо на улице перед своим домом. Дом сожжен. Другой погиб под пытками в деревенском амбаре, где он оборудовал место для своих опытов. Виновники не были найдены. В целом у всех алхимиков, с которыми я разговаривал, сложилось впечатление, что любые исследования взрывчатых веществ заканчиваются смертью исследователя. А если кто-то финансирует эти исследования, то умирает и он, невзирая на титул. И такая фигня, похоже, везде. Поэтому я решил повременить с реформой оружия, пока не станет ясно, кто стоит за этими убийствами и зачем он их совершает.

В это время сломался требушет. Длинное плечо рычага треснуло, и ковш для снарядов повалился на землю. Солдаты быстро опустили противовес, а Рупрехт подбежал ко мне.

– Двадцать шесть выстрелов, господин барон! Неплохо, да?

В строительстве этого оружия я тоже помогал, чем мог, и даже придумал использовать в качестве противовеса котлы с почвой, чтобы не тащить тяжеленный груз. Двадцать шесть выстрелов, действительно, совсем неплохо для такого громоздкого сооружения. Я ожидал, что требушет протянет меньше.

Замок Праста дымил уже не так сильно. То ли крыши полностью выгорели, то ли люди барона кое-как потушили множественные пожары – не знаю. Но дым из черного стал сероватым и поднимался в небо не огромным потоком, а разрозненными струями.

Мы почти не понесли потерь, если не считать двух раненых. Вероятно, Лист забрал все хорошие арбалеты с собой.

Мне хотелось послать за лестницами и тараном, но это – лишние несколько часов, за которые могло случиться все, что угодно. Мог даже вернуться виконт на помощь своему союзнику. Конечно, мы заблокировали ворота, но кто сказал, что у Праста нет подземного хода, через который можно послать гонца? У меня, например, имелось целых три подземных хода, правда, все они проходили через логово дядюшки Вилли.

Я свернул лавочку и отбыл, но оставил наблюдателя, который спрятался в леске неподалеку. Дома меня ожидало послание от моего союзника, который предлагал сделать именно то, что я и так сделал: нанести удар по Прасту, как только виконт отведет своих людей. Проныра Понци почуял большую наживу, он явно рассчитывал, что если мой удар по Прасту будет достаточно силен, то виконт метнется обратно на помощь к барону. И мы с Понци начнем с разных сторон попеременно покусывать наших врагов. Письмо изобиловало вежливыми оборотами: «дорогой барон», «любезный друг», «ваш верный союзник» и тому подобное. Я подумал, что Понци ради большого куша способен на что угодно.

Мои эксперименты с непробиваемой кожей шли вперед довольно бойко. Я забраковал рыбью и змеиную чешую, но остался доволен одной безногой ящерицей, вроде бы медяницей. Ее чешуйки располагались примерно так же, как на сухом образце кожи. Я сумел воспроизвести это расположение на болванке, и первый же выстрел из арбалета оказался бесполезным – кожу он не пробил. Конечно, еще рано радоваться, ведь арбалет был слабеньким, но результаты обнадеживали. Я настолько восхитился первым успехом, что поделился им с Никером.

– Так что, ты собираешься сделать голема с тонкой кожей, но полностью неуязвимого для стрел? Зачем тебе такой? – спросил меня поэт.