— Нет. — Схватив её за руку, я заставил пощупать мою промежность. — Чувствуешь? Там ничего нет. Меня загрузили в эту оболочку, но я женщина. Я не могу, не хочу…
Девушка распрямилась, неохотно засовывая руку мне в штаны.
— Что-то у вас оболочка чересчур хороша, — недоверчиво спросила она. — Вы ведь только что с хранения. Условно-досрочно освобождённых обычно загружают в высохшее тело какого-нибудь наркомана.
— Я освободилась не досрочно.
Всё, что в нас вдолбили в Корпусе чрезвычайных посланников, пронеслось у меня в голове эскадрильей ударных штурмовиков, оставляя инверсионные следы правдоподобной лжи на известных подробностях.
— Ты ведь знаешь, за что я отправилась на хранение?
— Лиззи говорила про воровство «крошек мозга»…
— Да. Погружение. А ты знаешь, в
— Нет. Лиззи никогда об этом не распространялась…
— Элизабет не знала. И в прессе об этом не упоминалось.
Грудастая девица подбоченилась.
— Так в чьё же?..
Я одарил её снисходительной усмешкой.
— Тебе лучше не знать. Это очень влиятельный человек. Достаточно влиятельный, чтобы вытащить меня и дать вот это.
— Недостаточно влиятельный, чтобы вернуть тебя в оболочку без краника.
В голосе Анемоны все ещё чувствовалось сомнение, но доверие к моему рассказу поднималось стремительно, словно коралловый риф во время отлива. Она хотели поверить в маму из сказки, ищущую заблудшую дочь.
— Как получилось, что вам при загрузке сменили пол? — спросила она.
— Мы заключили договор, — сказал я, скользя по грани правды. — Этот… человек… он вытаскивает меня из хранения, а я выполняю для него кое-какую работу. Такую, для которой требуется мужское тело. Если все пройдет успешно, я получу новые оболочки для себя и для Элизабет.
— Вот как? Поэтому вы и пришли сюда?
В голосе Анемоны появилась горечь, говорящая о том, что её собственные родители ни за что не станут её искать. А также о том, что она мне поверила. Я выложил последнюю ложь.
— С новой оболочкой для Элизабет возникли кое-какие проблемы. Кто-то ставит палки в колеса. И я хочу узнать, кто и почему. Ты знаешь, кто её зарезал?
Опустив лицо, Анемона покачала головой.
— У нас с девушками частенько происходят разные неприятности, — тихо произнесла она. — Но Джерри всем выплачивает страховку. Он очень заботится о нас. Даже помещает на хранение, если лечение занимает много времени. Только тот, кто расправился с Лиззи, не был постоянным клиентом.
— А у Элизабет были постоянные клиенты? Люди влиятельные? Кто-нибудь, со странностями?
Анемона посмотрела на меня, и в уголках её глаз появилось сожаление. Я понял, что сыграл роль Ирены Элиотт безукоризненно.
— Миссис Элиотт, все, кто приходит в наше заведение, со странностями. В противном случае они бы сюда не приходили.
Я заставил себя поморщиться.
— Ну а насчет важных шишек?
— Не знаю. Послушайте, миссис Элиотт, Лиззи мне очень нравилась. Пару раз, когда мне было плохо, она помогала, но близки мы не были. Лиззи дружила с Хлоей и… — Осекшись, она поспешно добавила: — Ничего такого вы не подумайте. Просто они с Хлоей, и ещё Мак, они одалживали друг другу вещи, делились тайнами, понимаете?
— Я могу с ними поговорить?
Анемона испуганно метнула взгляд в угол кабинки, словно услышала какой-то необъяснимый звук. У неё на лице появилось затравленное выражение.
— Знаете, лучше этого не делать. Джерри… Понимаете, он не любит, когда мы разговариваем с клиентами. Если он застанет нас…
Я вложил в позу и голос всю силу убеждения, которую приобрел в Корпусе.
— Ну, может быть, ты их попросишь…
Анемона в страхе огляделась по сторонам, но голос её окреп.
— Конечно. Я поговорю с ними. Но только… только не сейчас. А вам лучше уйти. Приходите завтра в то же время. В эту же кабинку. Я буду свободна. Скажите, что у вас договоренность.
Я схватил её руку и пожал.
— Спасибо, Анемона…
— Меня зовут не Анемона, — резко отозвалась она. — Меня зовут Луиза. Пожалуйста, зовите меня Луизой.
— Спасибо, Луиза. — Я задержал её ладонь в своих руках. — Спасибо за всё…
— Послушайте, я вам ничего не обещаю, — остановила меня Анемона, делая попытку говорить жестко. — Как я уже сказала, я поговорю. Пока это всё. А теперь уходите. Пожалуйста.
Она показала, как отменить оставшуюся часть платежа, введенного в кассу, и дверь немедленно распахнулась. Я не сказал больше ни слова. Даже не попытался ещё раз прикоснуться к девушке. Вышел в коридор, оставив её стоящей в кабинке, обхватившей руками грудь и уставившейся на вытертый пол — так, будто она видела его впервые в жизни.
Тускло горели красные лампочки.
На улице ничего не изменилось. Два спекулянта сидели там же, увлеченные горячим спором с огромным типом монголоидного вида. Громила стоял, облокотившись на капот их машины и разглядывая что-то, зажатое в руках. Осьминог поднял руки, пропуская меня, и я шагнул под моросящий дождь. Монгол взглянул в мою сторону. У него по лицу мелькнула тень.