Стивен по-прежнему стоял у выхода из палатки и снова выглянул наружу. Солнце клонилось к горизонту. Им нужно было спешить, скоро к палаткам от раскопок потянутся остальные рабочие.
— Ты, кстати, знаешь, что они там делают? — спросила она, выкладывая из сумки чистую одежду на кровать.
— Кто они?
— Эти техники, которые прибыли сегодня утром. Я ещё разговаривала с одним из них.
— Да. Я видел. Ну, и что же они делают?
— Он назвал это, погоди-ка, сонартомографическим обследованием почвы. Что-то вроде просвечивания. Как рентгеновский снимок, только при этом используются шоковые волны, а может, звуковые волны.
— Приблизительно так я и думал. Юдифь скривилась:
— Естественно. Как я могла предположить, что ты об этом ещё не подумал. Мне не стоило даже утруждать себя, — она опрокинула содержимое пластикового пакета, в котором держала грязное бельё, в дорожную сумку. — И ты наверняка уже догадался, что они ищут.
— Они ищут камеру, я думаю. Наверное, Каун считает, что она где-то здесь.
— О камере этот техник, конечно, не знает. Его, кстати, зовут Джордж Мартинес, он работает в университете города Бозман, штат Монтана.
Стивен удержался от замечания, что и это ему уже известно.
— Интересно. И что ему сказали?
— Что ищут металлический ящик размером с чемоданчик. Якобы оссуарий хасмонидского царя.
— Металлический ящик… Ёмкость, в которой камера и видеозапись смогли бы продержаться две тысячи лет.
— Вроде бы так, — сказала Юдифь и встряхнула свою дорожную сумку: — Ну, грязное бельё готово.
— Отлично. Теперь мне нужно несколько минут побыть здесь одному, чтобы никто не помешал. Лучше, если ты постоишь на стрёме.
— Как скажешь.
Она встала, и они старательно обошли друг друга, поменявшись местами: Юдифь у выхода, Стивен — у её кровати.
Он опустился на колени.
— Теперь смотри, чтобы никто не вошёл.
— А если всё-таки войдёт? Например, Стина? — Стиной звали её соседку по палатке.
— Тогда нам придётся целоваться, — как можно более сухо сказал Стивен. — И вести себя так, чтобы она из тактичности снова вышла.
Он услышал, как она испуганно набрала в лёгкие воздуха.
— Ты серьёзно?
Он ничего на это не ответил, а начал копать под её кроватью песчаную почву.
— Ну вот, — сказала она вполголоса через некоторое время: — Никакой Стины конечно же нет.
Стивен против воли улыбнулся, чего она, к счастью, не видела. Он продолжал копать, пока не вырыл то, что спрятал здесь сегодня утром.
Юдифь расширила глаза, когда он показался из-под кровати.
— Что это?
— Те ребята с кухни правильно делают, что запрещают нам уносить еду, — усмехнулся Стивен. — Посуда действительно пропадает бесследно,
То, что он держал в руках, было конструкцией из двух плоских дюралевых тарелок, вставленных одна в другую так, что между ними оставалась тесная, хорошо защищенная полость. По краям он оклеил тарелки прочным скотчем, и вся конструкция имела вид марсианского летающего блюдца.
— И там бумаги?
— Точно. Надеюсь, защищены надёжно.
Он сдул последние песчинки с импровизированной шкатулки и осторожно поместил её в дорожную сумку Юдифи, на самое дно под бельё.
Эйзенхардт одиноко сидел за столом полевой кухни и жадно вычерпывал ложкой то, что было в его тарелке. От обеда больше ничего не осталось, когда он пришёл, но у повара нашлось кое-что из приготовленного на ужин: своеобразное овощное блюдо, название которого он опять забыл. Он улавливал вкус баклажанов, чеснока и тмина, а сверх того был ещё соус, совершенно ему незнакомый. Но главное, что это было вкусно, особенно когда проголодался.
Солнце уже опустилось. На фоне светлого горизонта видно было, как рабочие медленно потянулись с раскопок в свои палатки, где, видимо, хотели привести себя в порядок перед тем, как идти на ужин. Он следил взглядом за темноволосой девушкой, которая тащила к стоянке машин большую дорожную сумку. Там она погрузила её в багажник синей малолитражки. Он смутно припомнил, что с заходом солнца начинается шаббат: наверное, некоторые из израильских рабочих уезжают домой.
Но пока он наблюдал за ней — а выглядела она хорошо: длинные чёрные волосы и прекрасная фигура, — его внимание привлекла машина, которая приближалась к лагерю, окружённая облаком пыли. Эйзенхардт наморщил лоб и присмотрелся получше. Это было такси.
Такси остановилось. Пока шофёр выгружал из багажника чемодан, к ним подошли Джон Каун и профессор, чтобы приветствовать мужчину, который вышел из машины и озадаченно озирался по сторонам. Насколько можно было разглядеть издали, новоприбывший был немолод, лет, может, пятидесяти, у него была лохматая седая борода, лысина на полголовы и впечатляющее брюшко. Уилфорд-Смит что-то говорил ему в своей неторопливой манере и с экономной жестикуляцией. Потом слово взял медиамагнат, наверняка начал издалека, говорил динамично, улыбался любезно, добился от слушателя согласного кивка и в конце концов взял его под локоток. Подскочили услужливые люди, утащили выгруженный чемодан, расплатились с таксистом, тогда как Каун и Уилфорд-Смит почтительно препровождали гостя к белой палатке четырнадцатого ареала.