Видео Иисус

Стивен проследил эту линию, и у него чуть не остановилось сердце. Ход – или что это было – брал своё начало гораздо южнее стены Храма, делал два крюка и затем целеустремлённо тянулся на север, прямо за западную стену. Примерно там, где должен был располагаться контур Стены плача, кто-то нацарапал: «Глубина – 20 метров».

– А вот это, – задумчиво произнёс Иешуа, – мне неизвестно.

* * *

Поводом для собрания первоначально послужило сообщение Боба Робертса о первых результатах сонартомографического обследования Храмовой горы. Но тут Каун, который приехал из Иерусалима в последнюю минуту, всем своим видом дал понять, что потерял к этому проекту всякий интерес. Он даже не скрывал, что старается как можно скорее оставить этот пункт повестки дня позади.

– Ну хорошо, – перебил он Робертса, когда тот для начала пустился в подробное описание проблем, с которыми им пришлось столкнуться, и решений, которые они нашли. – Какие результаты вы получили?

Светловолосый учёный, очевидно, выбитый из колеи, кивнул, отодвинул в сторону подготовленные бумаги и положил в проектор кальку, копию начерченной вручную карты.

– Исследования показали наличие различных полостей внутри Храмовой горы, которые я из отдельных снимков свёл на одну карту. Если я возьму для сравнения один из снимков…

Каун снова прервал его:

– Есть ли на этой карте что-то новое для учёных-историков? – спросил он, обращаясь к профессору Уилфорду-Смиту и профессору Гутьеру.

– Нет, – мрачно ответил за всех Шимон Бар-Лев. – Все эти ходы, каналы и каверны нам давно известны.

– Спасибо. – Каун повернулся к томографу и постарался нанести ему по возможности быстрый, щадящий добивающий удар, чтоб тот долго не мучился: – Доктор Робертс, я хотел бы поблагодарить вас за усилия и вашу изобретательность. К сожалению, сегодняшние обстоятельства таковы, что требуют немедленного прекращения ваших работ. Израильские органы уже наседают на нас. Поскольку вы, как только что было сказано, так и не обнаружили ничего нового, мы ограничимся тем, что есть на сегодняшний день.

Эйзенхардт, который держался на заднем плане с блокнотом для заметок в руке, неприятно поморщился. Каун демонстрировал большую нервозность, чем позволял имидж правителя империи. Сегодня никто бы не признал в нём благосклонного, мотивированного и рассудительного начальника.

И Эйзенхардт готов был держать пари, что насчёт израильских органов власти Каун солгал.

Робертс смотрел на медиамагната так, словно тот при всех отхлестал его по щекам. Но он ничего не сказал – наверное, не нашёл слов, только кивнул, взял с проектора свою кальку, положил её на штабель снимков и отступил на шаг, будто подкинул своё дитя к чужому порогу.

– Я, эм-м, верно ли вас понял, что больше у вас нет работы для нас? – осторожно переспросил он.

– Да, верно. Вы со всем управились.

– Значит ли это, что, эм-м, сегодняшний день правильно будет рассматривать как последний день нашей работы? Тогда я мог бы заняться организацией нашего вылета в Штаты…

Каун нетерпеливо кивнул и сделал нетерпеливое движение рукой:

– Конечно. Если вам потребуется помощь, обратитесь в бюро в первом мобильном домике. Скажите им, что это я вас послал. Они помогут вам во всём, что понадобится. Окей? До свидания.

Робертс ещё раз обвёл взглядом всех присутствующих, что-то пробормотал, что могло быть как словами прощания, так и проклятия, и вышел.

Каун, казалось, забыл про него в то же мгновение, как за ним закрылась дверь. Он извлёк из своего пухлого, переплетённого в кожу органайзера большой конверт, а из конверта – увеличенные фотоснимки.

Прежде чем раздать их присутствующим, он выудил из конверта крошечный кусочек картона и продемонстрировал его всем. Это был яркий язычок коробочки от фотоплёнки, который кто-то оторвал и подписал на иврите.

– Этот хвостик торчал из задней стенки фотокамеры, которой были сделаны вот эти снимки, – сказал он. – Надпись гласит: «Фрагмент Фокса, лист 1». Дата позавчерашняя. А теперь скажите, какие выводы вы из этого можете сделать.

* * *

Все напряжённо следили за Иешуа, который пристально разглядывал нарисованную карту. Казалось, от интенсивности его мысли в палатке стало ещё жарче. Рот его был полуоткрыт, и виден был кончик языка, ритмично дотрагивающийся до верхней губы.

– Это уму непостижимо, – пробормотал он наконец, поднял голову и нашёл взгляд Юдифи: – Ты знаешь, что это такое?

Она молча помотала головой.

– Отцовский ход.

Стивен увидел, как Юдифь прямо-таки побледнела. Джордж Мартинес тоже с тревогой поглядывал на неё сбоку.

– Да брось ты, – слабым голосом произнесла она. – Ты ошибаешься.

– Нет. Я уверен. Это именно он. И это значит, что отец был прав.

Стивен воздел руки:

– Что это за…

– Иешуа, это наверняка что-то другое. Тебе померещилось.

– Могу я наконец узнать…

– Мне померещилось? Я вижу подземный ход. Ход, который начинается южнее стены Храма и ведёт под неё. И делает два крюка. Это точно то описание, которое давал отец.

– Могу я…

– Ах, вздор. Ты просто хочешь снова сыграть в папенькиного сынка.