— Для получения слепка чужой внешности мне нужен физический контакт. Слепок имеет всего один заряд. Иллюзия продлится от десяти до пятнадцати минут. Нельзя иметь больше одного образа на руках, и он исчезнет, если не будет использован в течение недели. После активации я не смогу скопировать чужую внешность в течение 48и часов. Однако это ещё не всё.
— Удиви меня.
— Во время действия способности я получу память того, с кого снят слепок. Не нужно радоваться раньше времени, — он вскинул ладони, останавливая меня. — Это не будет полная память, даже не близко. Базовые сведения, которые человек мог бы рассказать случайному собеседнику. Поэтому никаких секретов, никаких тайн. Ничего важного. Достаточно, чтобы выдать себя за того, чью внешность ты украл, но не более.
— А эта абилка позволяет копировать голос?
— Нет, — широко улыбнулся кенку, — и здесь мы подходим к тому, почему лучшие шпионы получаются из моих сородичей.
— Ты же получил его голос? Скажи, что получил! — я аж зажмурился.
— Естественно, — мягкий тенор Маджестро сменился гулким баритоном Арканиэля, который распирало от собственной важности.
Руки сами собой подхватили пернатого и принялись швырять его в воздух. Прохожие, что стекались на шум взрыва, с удивлением посмотрели на нас двоих.
Я ещё не придумал, что конкретно буду делать с полученной возможностью, но знал, что это наш шанс. Это наш ключик от неприступного сейфа под названием Главный Храм Аларис.
Вернувшись в Рунсвик, сразу услышал громкий гомон. Он проникал сквозь закрытую дверь в доме старосты и не думал стихать.
Активировал
По правую руку от меня небольшая, но очень крикливая толпа окружила вход на территорию стройки. Её натиск безуспешно сдерживали прораб Гальгрон, Фурия и Смоккер.
Перед лицом у троицы бушевала прекрасная половина человечества. Дамы матёрые и не из робких. Такие вполне могли защитить от нападения хищников и себя, и домашнюю скотину. В простой крестьянской одежде — рубахах, тёмных шерстяных юбках, таких же платьях — коттах и, конечно, крепких башмаках.
— Бесстыдники!
— Шельмы!
— Да как вас земля только носит?!
Крики звучали сплошной стеной, не давая моим друзьям и рта открыть.
Впереди толпы своих товарок возвышалась просто монументальная женщина с рыжей косой до лопаток. В одной руке она сжимала сковородку, а во второй — скалку. Орала громе всех так, что кровь прилила к лицу, делая его похожим на томат, а глаза метали молнии.
— Кто у вас тут главный?! Подать его сюда! — ревела валькирия.
Призвав на скорую руку Курта, подошёл к ним со спины.
Пёс пронзительно взвыл. У меня даже мурашки по коже пробежали.
Ор остановился.
— Я — главный. Внимательно вас слушаю, — скрестив руки на груди, громко объявил я.
Толпа развернулась, как на шарнирах. Перед моим лицом оказалась та самая дородная Боудикка. В крестьянке действительно было что-то от предводительницы кельтов. Во всяком случае взгляд её не дрогнул ни при виде огромного варк’раста, ни при виде вооружённого меня.
— Ты чего удумал?! — рявкнула незнакомка. — Мы не потерпим разврат на наших землях! В Рунсвике живут благочестивые люди! Бери своих бородатых уродцев и поди прочь! Слышишь?! Или твой притон сгорит! Сгорит! Это я тебе обещаю!
Каждую фразу сопровождали поддерживающие выкрики её соплеменников.
— Да!
— Так его, Тина!
— Извращенец!
— Скотоложец, проклятый!
Закончив этот, несомненно, проникновенный монолог, бой-баба перевела дух.
— Как тебя зовут? — спокойно уточнил я.
Рыжая засопела и угрюмо выплюнула:
— Ковентина. Тебе на кой моё имя?
Искоса глянув по сторонам, я заметил полдюжины мужчин на пороге ближайших домов, которые с опасением следили за происходящим.
— Рад нашему знакомству, Ковентина.
— Не могу сказать того же! — проворчала великанша.
— Итак, ты с дамами пришла, чтобы выразить своё неудовольствие по поводу строительства борделя в вашей деревне, — говорил я спокойно и размеренно, пытаясь переломить атмосферу, царившую вокруг.
Начну сам кричать, и дело дойдёт до драки.
— Я правильно услышал суть претензий?
— Говори по-простому, мудрила, — скривилась женщина. — Да! Нам тут ваш вертеп нахрен не сдался!
— А почему вы против борделя посреди Рунсвика? — спросил я, зная заранее ответ.
— Мужиков наших совратите! — заорал кто-то из толпы.
Рыжая закивала.
— Ты нам семьи поломаешь, образина, — рявкнула она.
— Наши мужья только узнали о вашем проклятом гнездилище, а уже последние мозги растеряли. Ходят да шепчутся! Глазам поблескивают! Воображают, как столичных потаскух слюнявить будут! — с шумом она сплюнула под ноги. Прямо мне на сапог.
Вновь вопли из толпы, подтверждающие, что бородатые охламоны, как белены объелись.