Русские моряки были довольны итогами первой схватки. У турок удовольствия не было, и они готовились к новому бою. Прошло десять дней, и турецкий флот начал выстраиваться для атаки на русские корабли и суда. В этот раз Нассау и Джонс сами атаковали противника, не дав ему построить линию баталии. Наградой за смелость стали два уничтоженных 64-пушечных турецких корабля. Один из них был флагманский. Он дольше всех держался на месте, стараясь своим примером остановить корабли, снова бежавшие под стены Очакова, и был окружен русскими гребными судами и подожжен. Хозяин корабля, Крокодил морских сражений, успел бежать на шлюпке, но флаг и вымпел капудан-паши стали трофеями лиманской эскадры.
Суворов, находившийся в Кинбурне и наблюдавший бой кораблей, думал о помощи морякам. Он приказал установить на самой оконечности косы замаскированные батареи и печь для каления ядер. (Раскаленное в огне ядро закладывали в пушку и стреляли; проломив борт или палубу, оно поджигало корабль.) Батареи оказались очень полезными. Ночью Гасан повел свой потрепанный флот из Лимана в море. Светила луна. Этого света было достаточно суворовским пушкарям, чтобы верно целить в проходившие совсем близко неприятельские корабли. Один за другим были разбиты 7 кораблей. Не сразу разобравшись, в чем дело, турки решили, что сбились с курса, вышли к Кинбурнской крепости и попали под ее орудия. Ошибочно поправляя курс, многие суда сели на мель и днем стали добычей русских гребных судов.
В общей сложности Крокодил морских сражений за две недели потерял у Очакова 26 кораблей и судов, в плен попал 54-пушечный корабль, да еще 5 фрегатов и другие суда были захвачены. Погибло свыше 6 тысяч турецких моряков, а около 1700 было пленено. Русский флот потерял всего три галеры. Потери русских убитыми и ранеными были во сто крат меньше турецких. Турки, следуя своим правилам боя, основную стрельбу вели по рангоуту[20] русских кораблей. Корабль с изломанными реями, с порванными парусами и такелажем лишался хода, и турки брали его, неподвижный, на абордаж. Но русские моряки сами были мастерами абордажного боя, поэтому турецкая тактика не давала желаемого результата.
Князь Потемкин, главнокомандующий русскими сухопутными и морскими силами, ужасно радовался. Как же! Храбрый Гасан-паша бежал… Но чрезмерная радость, как и чрезмерная печаль, плохие советчики в сложном деле, они мешают дать истинную оценку событию. Потемкину казалось, что теперь Очаков, окруженный на суше русскими войсками, блокированный на воде русскими кораблями должен сдаться. И фельдмаршал, отказавшись от намеченного штурма, стал ждать, когда турки принесут ему ключи от крепости. Время шло. Ключи не несли. Не зря султан повесил на кол голову прежнего очаковского коменданта — новый турецкий начальник сдаваться не думал. К тому же в погребах крепости пороха и продовольствия было достаточно на месяцы осады.
В дни, когда Лиман огласился грохотом корабельных орудий, в местах, отдаленных от него, произошли важные события. Австрия наконец вступила в войну; австрийские войска на своем участке фронта вели бои с турками — очень, к слову сказать, неудачные. Тогда же шведский король Густав III, угрожая взятием Петербурга, потребовал от русского правительства, чтобы Россия отдала Турции Крым и другие территории в северном Причерноморье, разоружила свой флот на Балтийском море и отвела войска от границ Швеции и Турции. Неумный Густав пекся о турках потому, что султан дал ему деньги на войну с Россией.
Вдобавок к войне с турками Россия получила войну со шведами. Балтийские корабли не пошли в Эгейское море, они вступили в сражения со шведским флотом. Солдат, моряков, боеприпасы, продовольствие теперь пришлось делить между двумя фронтами.
В новых обстоятельствах скорое взятие Очакова, главного опорного пункта турок на Черном море, было еще нужнее, чем прежде. А Потемкин все медлил. На предложение Суворова начать штурм князь ответил:
— Я на всякую пользу руки тебе развязываю, но касательно Очакова попытка неудачная может быть вредна… Я все употреблю, надеясь на бога, чтобы он достался нам дешево.
Один из самых могущественных людей екатерининского правления, может быть, самый богатейший, один из самых одаренных администраторов России, Потемкин не получил от природы полководческого таланта и боялся сам себе признаться в этом: ему все было возможно — купить или построить любой дворец, возвысить кого-либо или уничтожить, ему все всегда удавалось, так как же это он — и не полководец?! Армию и флот князь знал прекрасно, понимал по-своему и русского солдата. Суворов и Ушаков в своей новаторской деятельности опирались на его помощь. Готовясь к войне, о которой наш рассказ, Потемкин сочинил «Записку об одежде и вооружении войск». Только он мог получить согласие императрицы на свои удивительные для вельможи того времени предложения.