За лето Грона и Тимена совсем забыли, что один из них раб, а другой - господин. Они были как два друга, один из которых ведет хозяйство, а другой ходит по делам.
Грона оставил Одасу Мудрого и слушал теперь Тесайю Милосердного. Но и к Тесайе он заглядывал редко - у Милосердного был обширный круг сторонников, и Грона чувствовал себя потерянным среди них.
– Тесайя такой странный, - качал он головой, по обыкновению рассказывая Тимене о впечатлениях дня, пока тот крупными стежками ставил ему заплату на рубашку. - Все время говорит дрожащим голосом, поднимает руки, в глазах у него стоят слезы. И самые верные, которые ближе всего к нему, - они начинают рыдать, как женщины.
– Почему? - спрашивал Тимена.
– Жалеют Жертву, - пояснял Грона. - Тесайя говорит, что если у тебя сердце не кровоточит от жалости к Жертве и от того, какой ты сам скверный и как недостоин спасения, то ты чудовище. Поэтому они все время готовы рыдать, а потом обнимают и утешают друг друга. А я как-то не могу. То есть мне жалко Жертву, но ведь неизвестно, когда еще он придет. Я все чаще ловлю себя на том, что слушаю Тесайю, а сам думаю о тебе - как ты тут без меня…
Тимена быстро рос и мужал, но все-таки работать одному на двоих было ему еще не по силам, и он часто представал вечером перед хозяином то с замотанной грязной тряпицей ладонью, то хромая, а как-то раз, ворочая тяжелый камень от обрушившейся части дома, он надорвал себе спину и не мог подняться два дня.
– Знаешь что, - сказал тогда Грона. - Не пойду я плакать вместе с Тесайей. Толку от него все равно не больше, чем от Одасы. Давай лучше я помогу тебе прополоть ту часть огорода, что ближе к ручью. Ты мне покажешь, как это делать.
Тимена отложил репу, которую чистил, и вытаращил глаза.
– Тебе же нельзя работать на земле!
– А что можно? - пожал плечами Грона. - Слушать пустые разговоры, пока ты тут надсаживаешься, а потом зимой вдвоем с голоду помирать? Да к тому же никто не узнает. Кому надо на нас смотреть? И у Тесайи до меня дела никому нет, и остальные про нас забыли.
Остаток лета парни проработали в поле вдвоем, пропололи и расчистили еще кусок пустоши, заготовили на зиму дров себе и сена козе, починили, как могли, дом. Зиму они перезимовали в одном покое. Сидя рядом у очага, говорили о будущем, о Жертве, который не приходит уже много столетий, хотя его все ждут и ждут, о том, что жить страшно, особенно если послушать Тесайю.
Грона рассказывал, как грызутся между собой тиресы, кто из них более прав, и как непонятно и туманно все, что они говорят, а главное - жизнь все хуже и хуже. Одаса вспоминает о прошлом, которое было тысячу лет назад и которого на самом деле никто не видел. Тесайя мечтает о будущем, когда придет Жертва. А если верить ему, то Гроне, наверно, не дадут съесть немного тела Жертвы: ведь он, Грона, не в силах так сокрушаться и рыдать, как все окружение Тесайи.
– А мне тем более, - криво усмехался Тимена.
Он рассказывал Гроне, что говорят между собой рабы. Многие не надеются, что Жертва спасет и их. Ведь рабы часто не соблюдают никаких уставов и заветов и даже едят от голода запрещенную пищу.
Но Грону интересовало в жизни рабов другое. Они умеют ковать себе мотыги и лопаты, могут сколотить деревянную лачугу, выложить камнями очаг, не говоря о том, чтобы вспахать и засеять поле. Рабы часто лечат скот и друг друга, если поранятся на работах, и знают некоторые целебные травы.
– Вот чему бы научиться, - задумчиво хмурил лоб Грона.
Грона показывался в городе все реже, а Тимена и вовсе никогда. Новым летом они с Тименой отвоевали у зарослей еще клочок земли, коза принесла приплод. Грона сказал:
– А почему бы мне самому не стать тиресом? Я бы стал учить всех делать так, как мы. Тогда и жилось бы лучше. Смотри, у нас все получается. Если взяться всем вместе, можно разобрать развалины и распахать пустоши.
Убрав урожай, Грона снова зачастил в город. Он объявил на площади, что знает, как улучшить в Сатре жизнь. Явных сторонников у него пока не было, но были сочувствующие. Появились и враги, с которыми Гроне приходилось вступать в жаркие споры. Дома он жаловался Тимене, что Тесайя и еще один известный тирес Дварна очень им недовольны. Сами тиресы негодуют, их приверженцы кричат, угрожают… Тесайя вздыхает и сокрушается о жестокосердии и самонадеянности Гроны и его возможных сторонников: «Вседержитель допустил этот внешний упадок Сатры и грязь, бессилие и убожество, чтобы мы, глядя на себя, понимали, как мы жалки и грязны внутри. Безумие соблазнять народ Сатры мечтами об изобилии для всех! Мы можем принять спасение только из рук Жертвы».
– Но ты же вроде говорил, что сам Тесайя любит и поесть, и выпить, - недоумевал Тимена, когда Грона передавал ему речи тиреса. - Он что, не хочет, чтобы всего хватало?