Ветер странствий. Сборник рассказов

– Миша, а правду говорил наш кок, что есть в этом порту один маленький кабачок, хозяйка которого чихать на тебя хотела, хотя ты уже третий год вьешься вокруг нее, словно чайка над косяком селедки? – под общий сдавленный хохот продолжал неумолимо расспрашивать боцмана все тот же моряк. Он знал, что ему ничто не грозит, пока на палубе находится капитан – тот не допускал на корабле ссор и драк, строго карая провинившихся, – и пользовался случаем безнаказанно повеселить товарищей.

– Лжет твой кок, как протухшая русалка, – опасливо косясь на капитана и тщательно подбирая выражения, ответил Миша. – Что я, совсем без головы? Нет, Миша голову на плечах имеет и себе цену знает. И сам себе не враг, нет! Да если бы я захотел, чтобы меня высушило, словно камбалу на солнце, от безответной любви – тогда я точно начал бы увиваться за той красоткой из «Приюта моряка». Но я себе цену знаю, и ей – тоже. Так вот, она мне не по карману!

– Это точно, – коварно поддержал его, выглянув из иллюминатора камбуза, кок, привлеченный либо смехом моряков, либо тем, что упомянули о нем всуе. Это был степенный мужчина, уже в летах, и когда он изредка выходил из тесного камбуза погулять по палубе корабля, то всегда держал в зубах трубку, которой он попыхивал на свежем воздухе в свое удовольствие. Табак он употреблял почему-то только испанский, забористый, но душистый, источающий аромат экзотических растений. Многие моряки постарше, пользуясь своей привилегией давней дружбы, просили его хотя бы разок затянуться трубкой, чтобы насладиться неизведанным ощущением, но всегда получали решительный отказ. – Ты, Миша, хоть все золото мира сложи к ее ногам, она на тебя и не взглянет.

– Это почему же, Александр Петрович? – даже кулаки сжал от незаслуженной обиды Миша.

Кок, в отличие от Миши, еще не забыл, что тот сравнил его с протухшей русалкой, а потому решил поставить в разговоре победную точку. Но для этого ему пришлось выйти из камбуза и раскурить свою неизменную трубку. Однако, затянувшись, он неожиданно смягчился и уже мирно произнес:

– Да потому, Миша, что красотка эта может за последним в мире нищим пойти, если полюбит. А не полюбит – будь ты Крезом, или, к примеру, вот этим флаг-штоком, для нее все едино. Вспомни шкипера с «Быстроходного» – уж на что парень был не тебе чета, а и то ушел ни с чем.

Ссориться с коком на корабле не может позволить себе даже боцман.

– Да я разве спорю, Александр Петрович? – сказал Миша, сочтя за благо дать задний ход. – Я же и говорю – не моего поля ягодка, чтобы я перед ней глубину лотом мерил.

– Куда уж тебе, – покровительственно подтвердил кок. И, помолчав, он обронил, но так тихо, что расслышать его могли только те моряки, которые находились поблизости. – Знаю я того счастливчика, кому она свое сердце подарила. Да только он от подарка этого наотрез отказался.

Моряки взволновались и тесно обступили его, требуя не томить их и, коли уж заикнулся, рассказать все как есть. Александр Петрович солидно пыхнул пару раз трубкой, потом предостерегающе приложил палец к губам и таинственно кивнул в сторону капитанского мостика.

– Был я однажды свидетелем ее разговора с нашим капитаном, – начал он свой рассказ. – Стояли мы в порту, набивали трюм грузом под завязку. Я вышел на палубу, выкурить законную вечернюю трубочку. Уже смеркалось. Все вокруг суетятся, мельтешат, явись сам святой Петр, покровитель моряков – никто и не обратил бы внимания. Но ее я еще издали приметил. Ни под какой шляпкой такую красоту не спрячешь, как ни пытайся. Длинные черные волосы блестят как вороново крыло, высокая, гибкая, резкая, что твоя танцовщица фламенко. Встречал я таких в Испании, в дни своей молодости. Не приведи бог встать на ее пути, а того хуже – полюбить…

Кок замолчал, задумавшись, и даже забыв о своей трубке. Моряки не торопили его, понимая, что ненароком человек затронул какие-то потаенные струны в своей душе, пробудил забытые, казалось, воспоминания, и прерви их – будешь наказан тем, что никогда не услышишь продолжение рассказа. Но немного терпения – и все вернется на круги своя. Так оно и случилось. Вскоре Александр Петрович выпустил душистое облачко дыма, а потом заговорил.