Ветер Севера в академии Морте

–– Мне бы новенькую украсть. – Сообщил он, поздоровавшись. – Ненадолго. На полчасика всего. Потом верну, честно-честно.

Раздалось слаженное «ах!» и препод, выкрикнув слово на неизвестном языке, выбросил в мою сторону руку.

Я часто заморгала: в воздухе вокруг меня кружили осколки банки. Хаос же вился позёмкой, стелился по парте розовым снегом.

Профессор, нахмурившись, перевёл взгляд с Петтери на меня, затем опять на пятикурсника, и опять на меня. Кивнул каким-то своим мыслям и дал добро.

–– Забирайте, Петтери. Только вернуть не забудьте – ей ещё аудиторию мыть.

–– Вы сказали, только склянки. – Решила я проявить характер.

–– Это было до того, как вы начали их бить. – Парировал профессор.

Глава 9

Тиму Петтери

Снорхи его дёрнули целовать новенькую!

Так что сам виноват. Сам…

Сам подставился. Оплошал. Влип.

Жалел ли он? Вот уж вопрос вопросов…

…Рядом с Туули очень легко дышалось. Будто некий неуловимый, но осязаемый морозец окутывал его незримым коконом. А когда новенькая двигалась – этот морозец стелился позади легчайшим шлейфом, вился и колыхался, откликаясь на малейшее её движение: шаги, биение сердца, дыхание… Оно у новенькой тоже было лёгким.

Пожалуй, даже слишком лёгким и свежим, как северный ветер.

Светлая природа её магии почему-то особенно ощущалась во время этих оглушающих внутренним звоном поцелуев, щедро и беззастенчиво наполняя его какой-то очень чистой, почти детской радостью и желанием свершений.

Ну это Тиму себе так объяснял, что свершений.

Потому что рядом со светошей желания его просто переполняли. Самые разнообразные и далеко не все приличные. Особенно одно... Оно, как ни сопротивлялся ему Тиму, лишь росло и крепло.

Ну, где такое видано, а?

Это ведь светлячки должны лететь на тёмное пламя!

Это светоши обязаны сходить с ума, терять контроль и вообще всячески изнемогать в присутствии хозяев Хаоса. Тёмных. Тем более в такой непосредственной близи от тёмного источника…

И всё же чем больше Тиму вглядывался в её черты, да что там вглядывался, девчонка с белыми, как снег волосами категорически отказывалась выходить у него из головы, дразня и растравливая мыслевзор, тем сильнее и крепче становилось это желание.

Ту-у-ли… Ветер…

Туули Севѐри – Ветер Севера.

Имя ей подходило чрезвычайно.

Пожалуй, она и была самим воплощением северного ветра… Думая так, Тиму кривился и посмеивался – мог ли он прежде заподозрить в циничном и недоверчивом себе подобную поэзию…

Видит Хаос, он сопротивлялся этому новому… Проклятье Привратников!.. он ведь даже не мог дать годной дефиниции происходящему с ним…

Чувство? Эмоции? Желание? Навязчивые мысли?

Целый несуразный скоп какого-то неправильного мироощущения, не желающий реагировать на приказы, угрозы и уговоры хозяина – не смотреть на Ветер Севера, перестать думать об этой мелкой прыгучей занозе!

Да что ж в ней такого этакого, кроме разве что дракона-соула?.. да этой неуловимой… покусывающей за щёки и губы свежести…

Ведь обычная девчонка. Ну решительно ничего выдающегося. Ну, глаза… широко распахнутые, по-кошачьи зелёные, очень светлые... Ну, улыбка… озорная и лучистая… и смех… ох уж этот её смех.

…Его память хранила не так много детских воспоминаний. Лишь самые яркие, самые острые. Самые запоминающиеся.

Как, например, та картина, проступившая некогда в полумраке отцовской библиотеки…

Маленький Тиму ловил сверчка, в которого обернулась капризная Йолка. Замешкавшись под массивом чёрного дуба, он сперва услышал приглушённые голоса, а затем, выглянув, увидел их: отца и какую-то постороннюю женщину.

Всегда собранный, чопорный герцог был непривычно раскрасневшимся, растрёпанным и… каким-то растерянным. Это поразило маленького Тиму даже больше того невозможного обстоятельства, как то, что отец сжимал незнакомку в объятиях и… целовал, целовал, целовал без передышки.

–– Твои губы – мой горький источник. – Шептал герцог в перерывах. – Чем больше пью из него, тем больше жажду…

Вскоре после того случая мама ушла…

Маленький Тиму связал оба этих события воедино и твёрдо решил, что никогда не простит отца. Никогда и ни за что.

Повзрослев, он решил, что понял… настолько, насколько вообще возможно было понять такое… Он никогда и никому в этом не признавался, даже самому себе, но так и не смог отпустить детскую обиду.

К тому же проклятая фраза о горьком источнике намертво въелась в память и, как Тиму ни пытался изгнать её, убираться ну никак не желала.

Что удивительно – сейчас Тиму по-настоящему понял. Не герцога, нет. Ту фразу. Метафору… Некромант осознал её. Прочувствовал нутром. Ощутил собственными губами и кончиками пальцев...

Ощутил вместе с нежным и свежим привкусом её мягких, податливых губ. Вот только поцелуи Туули горькими не были. Наоборот.

Они были какими-то неуловимо тонкими, прозрачными, трогательно кроткими и завлекающими в свою морозную свежесть всё дальше, всё сильнее… Всё основательнее.

Они были нежными, податливыми… Притягательными.

А ещё целуя светленькую, Тиму Петтери чувствовал себя всесильным.

И это было совершенно необъяснимо.

И ни на что, решительно ни на что не похоже.