Ветер с севера

– Ты обиделась? – осторожно спросил он, чувствуя себя совершенно несчастным и, странное дело, – оскорбленным.

Эмма отрицательно покачала головой.

– Ты боишься меня? – теряясь в догадках, воскликнул юноша.

Она чуть повернулась к нему, и Ги с облегчением увидел знакомые очертания ямочки от улыбки на ее щеке.

– Нет!

Он ничего не понимал. Сердце его все еще билось сильными, торопливыми толчками.

Эмма вдруг приблизилась к нему.

– Если ты хочешь, мы пойдем к древнему камню и, как делали в старину франкские юноши и девы в этих краях, принесем обет верности и любви.

Пожалуй, и это было грешно, но Ги уже было все безразлично. В глубине души он все еще опасался, что Эмма сердится на него, и стремился загладить свою вину. Поэтому, когда девушка углубилась в чащу, он беспрекословно последовал за ней.

Эврар шепотом выругался, поняв, что опять предстоит нелепое кружение в чаще следом за молодой парой. Бог весть какие демоны путают мысли молодых, а заодно и его планы. Он бесшумно обогнул заводь, но, когда стал вброд переходить ручей, вспугнул семью диких уток, и они, вопя и с шумом взбаламучивая воду, поднялись на крыло, на миг заставив съежиться от неожиданности суеверного мелита. Нелепые мысли начали лезть ему в голову, когда он стал подниматься по склону. Эта рыжая девка не боится леса и его духов, и кто знает, может, она сама, как фея, водит с ними дружбу. Он опять непроизвольно повторил жест, охраняющий от лесных духов.

Ги остановил Эмму на самом верху склона.

– Силы небесные! Слышишь?

На миг они замерли.

– Там кто-то есть.

Эмма стояла, прислушиваясь. В темноте Ги едва мог различить ее силуэт.

– Никого, – наконец сказала она. – Видимо, лиса дождалась нашего ухода и начала охоту, вспугнув водяных птиц. Или олень мутит воду, явившись на водопой.

Она спокойно двинулась вперед, и Ги снова последовал за нею. Какая разница, что там в лесу, если с ним его невеста, его будущая супруга… Он улыбнулся, коснувшись пальцем своих губ, еще помнящих пьяную сладость ее рта, и сейчас же едва не налетел на Эмму.

– Молчи! – приказала она.

Сколько Ги ни прислушивался, он ничего не мог уловить, кроме обычных шорохов леса да отдаленных соловьиных трелей.

– Пожалуй, показалось, – выдохнула Эмма. – Будто кто-то шел следом.

– Возможно, это тот же олень… – неуверенно начал было Ги, невольно кладя руку на костяную рукоять кинжала. Почувствовав оружие в руке, он немного успокоился.

– Идем, – сказала Эмма полушепотом. – Идем быстрее. Скоро мы будем там, где никто не сможет причинить нам зла.

Она почти побежала, увлекая за собою Ги. Ее волнение передалось и ему. Видимо, поэтому он и не смог удержать восклицания, когда вдруг прямо перед собой, в просвете деревьев, увидел огромного демона – деревянного идола с треснувшей головой и безобразными кошачьими ушами.

– С нами сила Креста Господня!

Он принялся истово креститься, не в силах отвести глаз от чудовищного образа.

Мягкая ручка Эммы успокаивающе легла ему на плечо.

– Это же всего-навсего деревянный чурбан, Ги. Их много в этих лесах. Одного мы даже притащили в Гиларий и сожгли как святочное полено.

И в доказательство она постучала по деревянному туловищу идола и засмеялась.

– Негоже доброму христианину так бояться мертвых богов.

Ги, пробормотав про себя молитву, вслед за Эммой перешагнул через черную тень идола – словно пересекая некий рубеж.

– Это древнее капище, – раздвигая перед собой гигантские папоротники, пояснила Эмма. – В старину предки приносили здесь жертвы богам, моля о милосердии и удаче. Здесь вокруг стоят еще несколько таких истуканов, рядом с одним из них бьет родник, и жители лесных деревень и даже кое-кто из Гилария приносят к нему пищу, чтобы задобрить духов леса. Но поспешим. Ты еще не видел самого интересного.

Голос Эммы звучал уверенно, словно, перешагнув тень старого бога, она считала себя в полной безопасности. Ги зачарованно осматривался. Таких гигантских дубов он еще никогда не видывал. Похоже, они еще помнили, как по земле Галлии маршировали когорты римлян. Невысокие, корявые, в три-четыре обхвата каждый. Казалось, наименьший из них мог послужить жилищем либо лесному духу, либо, в крайнем случае, нищему бродяге.

– Что это? – воскликнул юноша, увидев на голых ветвях слепленные из глины или воска изображения домашних животных, людей или отдельных частей человеческого тела.

Проследив за его взглядом, Эмма ответила:

– Разве вокруг Тура, где ты рос, не сохранилось ни одной из священных рощ? Что ж, знай, Ги Анжуйский, что люди с молитвами и заклинаниями вешают в местах древних святилищ изображения того, что у них болит, или заболевшей скотины, и, говорят, это очень и очень помогает. Я никогда ничего подобного не делала, ибо матушка считает, что это грех… Однако кто знает, в какое отчаяние впадают люди, когда заболевают их близкие или живность. Что же касается диких углежогов или собирателей лесного меда, то они глубоко верят, что сила священных дубов помогает вернее, нежели молитва в храме, построенном руками смертных.