Ветер с Днепра

Этот вопрос принадлежал новому герою нашей повести. Этот герой подошел незаметно сзади. Он был в юбочке, простоволосый и босоногий. Не будем распалять ваше любопытство. Скажем просто — это была девочка и звали ее Наталья. Ей тотчас же рассказали о неожиданном случае с Павликом. Кузька и Быцык не дали ей даже прийти в себя.

— Павлика стукнуло, Наташа.

— Голова у него пошла кругом.

— Мы шли сома ловить.

— Ага, сома ловить. Когда вдруг как ударит солнце!

— Просто в лоб!

— Ну да, в лоб…

Событие, что и говорить, необычное. Но Наталью оно будто и вовсе не взволновало. Девочка только нахмурила бровки и твердо заявила:

— Это ничего. Я его вылечу. Надо компресс на голову. К пяткам земли приложить. Можно и сырой картошки.

Это было сказано совершенно спокойно, как и положено врачу. Однако Наталья, безусловно, взволновалась. Иметь дело с живым человеком — совсем не то, что лечить кукол. Между прочим, их у Натальи аж пять. Они живут в саду, в дупле старой груши. Там для них устроена спокойная уютная комнатка. Но предупреждаю, это — тайна. Страшный секрет. О куклах никто, никто, кроме Натальи, не должен знать. Ей одиннадцать лет, она — пионерка, и вдруг — куклы!

Я очень сожалею, что рассказал об этом. В последнюю минуту я даже побежал в типографию, чтобы вычеркнуть это место. Но было поздно. Книжку уже напечатали.

Наталья нашла Павлика возле Днепра. Старая ива склонилась над водой. Павлик сидел на ней верхом и делал ногами загадочные упражнения. Словно крутил невидимые педали.

— Привет, Павлик.

Немного сконфуженный, мальчик слез с дерева.

— Здравствуй. Колеса лопастные, как у парохода…

— Колеса, говоришь? Это — ничего. Я сейчас… — Наталья макнула в воду носовой платок и ловко приложила его Павлику на лоб. Тот удивленно отшатнулся.

— Что ты делаешь?

— Ничего, ничего, Павлик. Я тебя вылечу.

— Вылечишь? От чего? Я не больной.

— Тебя солнце ударило. Солнечный удар. Холодный компресс надо. Земли к пяткам. Можно и сырой картошки.

Здесь Наталья со страхом увидела, что болезнь перешла в другую стадию. Павлик неожиданно глупо захохотал.

— Лечи кого другого, — еле выговорил он, пытаясь преодолеть приступ удушающего смеха.

Наталья беспомощно оглянулась. Ее медицинские знания были исчерпаны. И тогда Павлик взял ее за руку. Он уже не смеялся. Приступ внезапно прошел.

— Слушай, Наташа. Солнце меня не ударило. И вообще никто не бил. Это у меня — идея. Понимаешь — идея!

И в доказательство этого он покрутил у лба пальцем.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ о том, как дед Галактион получил письмо, о Кузьке–следопыте и о том, как он разоблачил тайну Павлика

Дед сел на траву и закрыл глаза. Вокруг был безграничный мир. Каждая былинка тянулась вверх. Млели на солнце бабочки. Величественный хор звучал вокруг деда. Это гудели пчелы. Миллионы пчел, как одна стоголосая кобза. Полтораста ульев — синих и зеленых, красных и желтых — рассыпались на косогоре.

Дед сидел с закрытыми глазами. Недалеко, внизу текла река. Дед слушал. Прошел пароход, и волны шумели, набегая на берег. Солнце припекает. Время идти домой обедать.

Вы уже узнали деда, его каждый узнает. Это не какой–то там дед. Это — Галактион. Не узнали? Тем хуже для вас. Сразу видно, что никогда не были в Млинках. Там деду Галактиону каждая курица уступает дорогу, каждый подсолнух снимает шляпу.

Этот дед — лучший пасечник во всем районе. Каждый улей он знает, как свой кисет для табака. За свой век дед перебрал сотни роев, выкачал столько меда, что в нем можно было бы всем нам утопиться. Дедовы карманы всегда оттопыриваются. В каждом он носит по несколько проволочных клеточек для пчелиных маток. Он будет рассказывать вам о пчелах тысячу и один день, и вы будете слушать это, как волшебную сказку. Он расскажет вам, как «кричит» в улье матка, как вылетает рой и садится где–то на ветке черной лохматой шапкой. Вы услышите о трутнях–бездельниках и хулиганстве пчел–воровок.

Каждый вечер дед Галактион появляется у председателя колхоза и рапортует:

— За прошедший день никаких событий не было. На вверенной мне пасеке все благополучно. Вылетели два роя, которые взяты без помех. Кроме того, нужна синяя и зеленая краски для новых ульев.

Между собой млинкивская детвора зовет деда Галактиона «Сладким дедом». Почему его так прозвали, догадаться очень трудно.

Только дед поднес ко рту первую ложку, чтобы наскоро пообедать и снова на пасеку, как с улицы крикнул почтальон:

— Дед Галактион! Вам письмо!

Это была торжественная минута. Дед принял письмо гордо и независимо, словно грамоту лучшему ударнику. Пусть все знают, какие письма получает дед Галактион!

Письмо было от сына Порфирия, известного водолаза Европы. Он писал, что пришлет в Млинки свою дочку Олесю в гости к деду и бабе и просил встретить ее на пристани.

Первой всхлипнула баба Лизавета.

— Внученька… Семь годочков не видела…

Дед незаметно смахнул счастливую слезу:

— Радость какая… Барышней, пожалуй, стала. В шляпе розовой…

— Лента шелковая в косе, — добавила, всхлипывая, баба.