Ветер и море

Позже очарование начало проходить. Тут уж постарались уродство войны, ложь и интриги. Характер Баллантайна испортился; он даже обнаружил, что намеренно грубит людям, которых долгое время считал друзьями. Он понимал, что «Орел» ни в чем не виноват, но отношение его к своей горячо любимой «подруге» радикально изменилось за последние месяцы – за шесть последних месяцев, – начиная с того дня, когда он ступил на борт «Орла» и отдал честь капитану Уилларду Личу Дженнингсу.

Его прежнего капитана, Джеймса Сатклиффа, с позором уволили со службы. В тот день, когда их корабль встретился с алжирским торговым судном, Сатклифф был мертвецки пьян и готов был палить из пушки по безоружному судну только ради того, чтобы добавить легкую победу к своим достижениям. Баллантайн вмешался, предотвратив таким образом зверское побоище, и в результате заработал обвинение в должностном преступлении, неподчинении старшему по званию и намерении поднять мятеж. Для слабого человека этого всего вполне хватило бы, чтобы его решимость была сломлена и он подал в отставку, но Адриан не сдался. Он отказался подчиниться требованию уйти в отставку и отстаивал свою правоту в морском министерстве, выдвинув встречные обвинения в пьянстве и некомпетентности капитана.

В результате Сатклифф был тихо отправлен на свиноферму в Пенсильвании. На закрытом слушании перед началом морского трибунала Баллантайна объявили невиновным в подготовке мятежа и простили ему резкие высказывания, но он был признан несдержанным и получил год испытательного срока за нарушение дисциплины. Его временно перевели на «Орел», и последние шесть месяцев службы под командованием Дженнингса оказались величайшим испытанием для его воли.

Несмотря на то что он подчас терпел крайности Сатклиффа и иногда даже соглашался с ним, Адриан с трудом скрывал свое отвращение и неуважение к Дженнингсу. Бывали моменты, когда несправедливость и жестокость, доставлявшие наслаждение его новому командиру, разжигали в Адриане такой гнев, что он испытывал искушение пожертвовать тем, что осталось от его карьеры, ради удовольствия почувствовать, как его руки сжимаются на горле Дженнингса, и только Мэтью Рутгер, его друг и соратник на протяжении почти половины жизни, проведенной на море, удерживал его от безумной выходки. Сияющая улыбка Мэтта в день прибытия Баллантайна на борт «Орла» была единственным лучом света в мрачный день, но темнота сгустилась еще сильнее, когда Дженнингс ясно дал ему понять, что не согласен с решением трибунала и считает своим личным долгом исправить допущенную судом ошибку.

Возможно, именно поэтому мысли Адриана с пугающей регулярностью обращались к плантациям, которыми Баллантайны владели в Виргинии, – к огромным табачным полям, акрам белоснежного хлопка и всем удобствам и роскоши, которые обеспечивало накопленное поколениями богатство. Этой империей управляли его отец, Сэмюел Баллантайн, и брат Адриана – Рори, но для Адриана тоже было отведено в ней место. Он мог уладить разлад в семье, возникший из-за его желания стать независимым, мог остаться в Америке, жениться на приличной девушке из хорошей семьи и вырастить кучу воспитанных, образованных детишек, которые помышляли бы убежать из дома в море не больше, чем лечь на пути несущихся диких лошадей.

Во время последнего приезда Адриана домой его отец был нездоров и впервые за шестьдесят три года своей тяжелой жизни выглядел стариком. Он вытянул из Адриана обещание подумать – просто подумать – о том, чтобы оставить флот; и это обещание теперь не казалось лейтенанту таким уж невыполнимым. Недавний захват Змеиного острова не оставлял сомнений в том, что команду «Орла» и его офицеров ожидают почести, и эти события могли даже рассеять облако немилости, которое до сих пор висело над головой Адриана после военного суда. А с поимкой и наказанием Дункана Фарроу война почти наверняка быстро закончится.

Эдвард Пребл, командующий эскадрой, пробыл на Средиземном море меньше года и за одиннадцать месяцев сделал больше для разгрома паши Юсефа Караманли, чем два его предшественника за три предыдущих года. Если другие командующие довольствовались видимостью блокады и случайными сердитыми взглядами в сторону Триполи, то коммодор Пребл вел с ним непримиримую борьбу. Он перехватывал суда с зерном и торговые корабли, везущие крайне необходимые для Триполи боеприпасы и оружие, и преследовал нанятых пашой вооруженных помощников. Змеиный остров был последней серьезной военной базой паши, и его уничтожение очистило бы путь для нападения на Триполи. Без наемников и корсаров Караманли мог только сыпать проклятиями и размахивать кулаками.