Ветер и море

Кортни заставила себя выбросить из головы эти мысли и сосредоточиться. Она не помнила, как ее привезли сюда или как привязали к стулу... да еще и раздели! На ней больше не было муслина и льна, а было что-то свободное – рубашка или, возможно, халат, – этим и объяснялся холод. Они, очевидно, выслеживали ее и теперь хотели, чтобы она чувствовала себя совсем беззащитной.

Кортни не хотела делать никаких движений. То, что она не слышала, чтобы кто-то еще находился рядом, вовсе не означало, что она здесь одна. Нет, она чувствовала, что она не одна. Кто-то еще был неподалеку – и наблюдал за ней? Ждал, чтобы она пришла в сознание?

Медленно, стараясь по возможности вообще не шевелиться, Кортни начала обследовать свое тело. Отсутствие сильной боли означало, что переломов нет. Конечно, на теле были синяки и царапины, полученные во время сопротивления, которое она оказала до того, как от удара по голове у не? потемнело в глазах. Она сидела на кровати с Мэтью... «Мэтью. Дики. Нет. Нет! Нельзя сейчас думать о них. Выброси их из головы! – приказала себе Кортни. – Думай! Вспоминай! Ты сидела на кровати... сидела на кровати. Стук в дверь. Дики пошел открывать. Нет! Подожди! Слишком поздно – он уже на полу. Кто-то ворвался в комнату, вытащил револьвер и прицелился – в Мэтью».

«Пошевелишься, и он мертв, – прошипел голос. – Кто-нибудь пошевелится, и он мертв». Это был Гаррет!

Он выглядел сейчас настоящим дикарем! Он не брился несколько недель, глаза у него сильно запали, глубоко врезавшиеся в кожу темные синие полукружья под ними придавали ему зверский вид. И у него не было одной руки. Вместо нее висел безобразный обрубок, выбивший кинжал из руки Кортни, прежде чем она успела пустить его в ход. Воспоминание об этом вызвало в ней холодную дрожь страха, как и приставленное к виску Мэтью стальное дуло. В тот момент за спиной Гаррета она услышала смех, в открытую дверь увидела еще два револьвера и, подняв взгляд, встретилась с парой горящих ненавистью янтарных глаз.

– Ну-ну, – фыркнула Миранда, – никак это маленькая принцесса! Вся разряженная в пух и прах. Такая милая и сладкая с очередным любовником-янки. Так быстро из рук одного в постель к другому... Неудивительно, что для тебя, Гаррет, у нее нет ни времени, ни места в постели.

– Теперь найдется! – прорычал он и, схватив Кортни культей под руку, заставил ее встать. – Тогда на «Ястребе» я сделал ей предложение, а теперь намерен довести его до конца.

И тогда вдруг Дики поднялся с пола и с бешеной яростью набросился на Гаррета. Почувствовав, как зубы и ногти вонзились в него, Шо прорычал проклятие и повернулся, чтобы отшвырнуть мальчика. На долю секунды он отвернулся от Кортни и отвел револьвер от Мэтью, и этого оказалось достаточно, чтобы Кортни сделала стремительный рывок. Она схватила обеими руками холодный стальной ствол, вывернула его и, чтобы заблокировать курок, засунула под него палец, как учил ее Дункан, а свободной рукой вцепилась Гаррету в глаза. Взревев, Гаррет занес вверх ужасную, бесформенную культю и изо всей силы ударил Кортни по шее. Мир вокруг нее закружился и потемнел, но она не выпустила оружие и продолжала бороться, стараясь завладеть им... а Гаррет все бил и бил ее, а потом поднял колено и нанес ей удар в живот. Миранда смеялась и подстрекала его; Мэтью с трудом встал на четвереньки и, пьяно раскачиваясь, пополз к неподвижному телу Дики. Гаррет еще раз ударил Кортни, ее пальцы выпустили револьвер, и она скорчилась от боли, от мучительной боли, лишившей ее способности двигаться или кричать...

...Кортни проглотила остатки ярости и боли, но в горле застрял огненный комок. Она забыла о своем решении не шевелиться, и ее руки потянулись к веревкам, которыми ее кисти были привязаны к стулу, но, услышав удовлетворенное хихиканье где-то рядом с собой, она замерла.

– Итак, вы очнулись. Я думал, это будет продолжаться дольше.

Она услышала тихий царапающий звук ножек стула, а затем шаги по каменному полу. В ее мыслях царила неразбериха. Боль и гнев, ненависть, обида, страх за Мэтью и Дики – все подавляло ее способность думать и оставаться спокойной. Голос... он был смутно знаком. Он не принадлежал Гаррету, но это был мужской голос, и звучал он надменно и властно.

– Я некоторое время наблюдал за вами, мисс Фарроу, ожидая, когда вы придете в себя, и, честно говоря, удивился, что вы очнулись. Должен признаться, капитан был неоправданно жесток. Такая нежная кожа – и в таких синяках! – Кортни отпрянула назад, когда рука коснулась ее щеки; затем рука, погладив ее шею, грубо сжала подбородок и подняла его. – Вряд ли вы в том положении, чтобы оказывать сопротивление, моя дорогая.

– Уберите от меня свои поганые вонючие руки, – прошипела она.