Ветер и море

По окончании обеда Кортни, извинившись, первая встала из-за стола. Донья Долорес важно кивнула в знак согласия и увела свою скромную подопечную от головокружительных соблазнов, предлагаемых целым сонмом галантных джентльменов. Адриан встал вместе с остальными мужчинами, чтобы вежливо пожелать доброго вечера по очереди каждой даме, и только Кортни удостоилась дополнительно к этому едва заметного мерцания серых глаз.

«Никогда! – твердо заявила себе Кортни. – Никогда! Никогда больше я не позволю ему прикоснуться ко мне». И еще она решила, что никогда не позволит Баллантайну даже приблизиться к ней настолько, чтобы это могло разрушить хрупкий барьер, защищающий ее чувства. Благополучно добравшись до своей каюты, она заперла и забаррикадировала дверь, а в качестве дополнительной меры защиты придвинула к дубовой двери стул и надежно подперла его металлической спинкой медную щеколду. Быстро раздевшись, Кортни погасила фонарь, забралась под тонкое одеяло и свернулась калачиком. Не сводя глаз с узкой полоски света, падавшего в щель под дверью, она лежала без сна и прислушивалась.

Когда немного позже в коридоре раздались звук шагов и тихий смех, она в тревоге застыла; потом чета Сантини пожелала доброй ночи Франклину Корделу, и пассажиры разошлись по своим каютам. Кортни в ожидании затаила дыхание, но больше никаких шагов за дверью не было слышно.

Ее веки тяжелели, подушка становилась мягче, сонливость постепенно притупляла дневные тревоги, и Кортни наконец заснула, но спала она неспокойно – она видела сон, в котором господствовали очень красивое лицо и белозубая волчья улыбка.

Когда Кортни проснулась, каюта была наполнена неярким солнечным светом, пробивавшимся сквозь ставни иллюминатора. Стул не был сдвинут и все так же стоял на месте под дверной щеколдой, и одежда все так же лежала на полу неопрятной кучей. И на мгновение Кортни испытала разочарование – такое же острое, как и облегчение, – ночью он не подходил к ее двери, не пытался разбудить ее или даже войти. Судя по всему, он вообще не возвращался в свою каюту.

Кортни оделась и вышла в коридор, чтобы перед завтраком прогуляться по палубе. Адриан, очевидно, решил тем же способом прогнать остатки сна, и так же поступили испанка и ее дуэнья. Увидев Кортни, он перестал улыбаться черноглазой красавице и подчеркнуто вежливо пожелал Кортни доброго утра. Сеньорита дель Фуэга не потрудилась даже сделать вид, будто ее не интересует высокий американский офицер, – и это вполне объяснимо. Его одежда – свободная льняная рубашка с открытым воротом и темные бриджи – привлекала внимание к мускулистой груди, узкой талии и скульптурно высеченным бедрам. Баллантайн, должно быть, детально описал ранения, которые получил в сражении, потому что сеньорита, державшая его под руку, с нескрываемой заботой смотрела на него.

Кортни пробормотала подходящее к случаю сухое приветствие и направилась в противоположную сторону. Не раздумывая ни секунды, она очаровательно улыбнулась первому помощнику Лансингу и охотно позволила ему составить ей компанию во время прогулки. Она даже зашла настолько далеко, что пошла на хитрость и слегка споткнулась, когда они огибали полубак, чем побудила помощника предложить ей руку для поддержки. Кортни была уверена, что заметила мрачный взгляд Адриана, и нарочно придвинулась к Лансингу поближе, как будто его рассказ о течениях и подводных расщелинах был самым интересным из всего, что ей когда-либо доводилось слышать.

После ее первых двух кругов по верхней палубе «Сириуса» Адриан перестал проявлять к ней интерес и направил его на другой объект – на кроткую и отзывчивую сеньориту дель Фуэга.

Кортни предпочла большую часть дня провести в своей каюте и вышла оттуда только к обеду. В кают-компании она появилась в платье из белого батиста с рисунком из крошечных букетиков розовато-лиловых цветов, в короткой кашемировой шали, защищавшей ее от сырости коридоров, и в изящных атласных туфельках, сменивших неудобные кожаные башмаки. Она не представляла себе, уместен ли такой наряд, и слегка смутилась, обнаружив, что другие женщины укутаны по горло в толстые шерстяные шали. Донья Долорес была шокирована тем, что Кортни вовсе не беспокоило ее здоровье, она, судя по всему, не боялась получить воспаление легких или подхватить какую-либо другую болезнь, вызванную сыростью, а кроме того, она не могла понять очевидного пренебрежения девушки к правилам приличия.

Первый помощник Лансинг решил, что такая дерзость ему по вкусу и ею можно воспользоваться в своих интересах. Даже степенный усатый мистер Сантини улучил момент и тайком от своей дородной жены восхищенно подмигнул Кортни. Она была бы абсолютно довольна собой, если бы не легкая насмешка в глазах Адриана, который оказывал всяческие любезности утонченной, обворожительной сеньорите.