Ветер богов

Эта двухэтажная подземная крепость была тайно возведена в заброшенной каменоломне неподалеку от деревеньки Марживаль, что в 60 милях к северу от Парижа. Очень удобное место для командного пункта, из которого можно руководить операциями по захвату владычицы морей.

Впервые осмотрев довольно уютные, освещенные голубоватыми неоновыми лампами кабинеты, Гитлер дал слово, что высадится в Англии вслед за своими войсками, дабы ни у одного германского солдата не возникало сомнения в том, что вермахт пришел на берега Англии не для того, чтобы когда-либо оставить их, что это уже навсегда.

Мог ли фюрер предположить тогда, что свое фронтовое совещание впервые проведет здесь только через четыре года? Но уже в связи с высадкой… англичан.

Бетонные бункера. Серые неприметные бараки. Чайный домик у подножия холма, посреди сосновой рощицы… По вершине возвышенности, между рядами колючей проволоки — плотный заслон из эсэсовцев. По личному приказу Гитлера два батальона СС оцепили всю ставку и взяли в плотное кольцо бункер, в котором шло совещание. Пулеметы были расставлены так, чтобы простреливался каждый сантиметр подступающей к ставке территории.

— У меня создалось впечатление, что фюрер не совсем ясно представляет себе положение на Западном фронте, — попытался сохранить присущую ему великосветскую ироничность фельдмаршал Роммель. — Он, очевидно, решил, что англичане уже на подступах к «Волчьему логову» и что нам придется держать круговую оборону.

— Эту оборону — уж не знаю, круговую ли, — придется держать нам с вами, — мрачно возразил Рундштедт. Оба фельдмаршала только что прибыли из Парижа и еще сегодня утром успели побывать в некоторых частях. Дух, который царил в них, был таков, что фюрер не очень-то ошибался, готовясь к круговой обороне. Еще неизвестно, как станут разворачиваться события за то время, пока они совещаются.

— Судя по настроению фюрера, так оно и будет, — спокойно согласился Роммель, входя вслед за командующим фронтом в серый барак, посреди которого стоял огромный стол, очень смахивающий в мрачном восприятии «героя Африки» на ритуальный жертвенник.

— Вы ведете себя как гладиатор, — недовольно проворчал Рундштедт, поражавшийся показной беззаботности командующего группой армий «Б». — Будто вас совершенно не беспокоит наше будущее.

— Оно уж давно предопределено. Теми, — ткнул указательным пальцем во влажную бетонную серость потолка.

Роммель осмотрел собравшихся. Они молча стояли вокруг стола, и выражение их лиц было таковым, словно они собрались вокруг смертного одра. Императорский дворец Нерона накануне ночи его вечной славы.

«Кейтель, конечно же, считает нас главными виновниками всего происходящего на Западном фронте, — подумал Роммель, намеренно становясь так, чтобы видеть перед собой лицо начальника штаба Верховного главнокомандования. — И конечно же, поддержит фюрера в его решении сместить меня. Впрочем, кто из этих, — обвел взглядом собравшихся фельдмаршалов и генералов, — решится возразить? И какой смысл в их возражении? На их месте ты вел бы себя точно так же».

«На их месте…» Сейчас он как раз не прочь был бы оказаться на месте любого из них.

«Опять этот проклятый Монтгомери. Сводит же нас судьба: вначале в Африке, теперь здесь. Видно, так уж суждено, что этот виконт станет для тебя тем же, кем для Наполеона стал не менее роковой маршал-англичанин».

Прежде чем появиться в зале заседаний, Гитлер, находившийся в то время в Чайном домике, подошел к окну и несколько минут мрачно, безучастно смотрел в него, уставившись на крону старой полуусохшей сосны. Ни о чем конкретном он не думал. Тем не менее эти минуты бездумного созерцания нужны были ему, чтобы собраться если не с мыслями, то с духом.

Важно не то, какое решение он примет там, в окружении военных. Скорее всего, он вообще не сможет принять какого-либо кардинального решения, поскольку никаких серьезных резервов в пехоте и авиации, которые он смог бы передать Рундштедту, у него попросту нет. Важно, как он, фюрер, отреагирует на доклад Рундштедта и Роммеля. Сумеет ли настроить свой генералитет на упорное сопротивление англо-американцам. Ради чего, собственно, и приехал. Они, эти растерявшиеся бездари, должны почувствовать, что он — все еще фюрер. Власть все еще в его руках. И он не потерпит…

«Да, власть все еще в твоих руках, — отрешенно согласился Гитлер с собственными доводами. — Если только то, что в них осталось, еще можно считать властью. В страхе… только в страхе ты еще можешь удержать их. Ибо на то, чтобы расстрелять любого из этих фельдмаршалов, твоей власти пока что хватит».

В эти минуты Гитлер чувствовал себя, как тореадор, которому через несколько минут придется выйти на арену, чтобы сразиться не только с рассвирепевшим быком, но и с тысячами тех, жаждущих крови, животных, что восседают на трибунах.