Ветер богов

«Интересно, почувствую ли что-нибудь особенное, ступив наконец на украинскую землю? – подумалось Курбатову. – Вряд ли. Все, что могло связывать меня с этой землей, что способно было отзываться на ее вещий зов, давно развеялось вместе с прахом моих предков… И все же… – не согласился он сам с собой, – сейчас, в эти мгновения, ты явственно ощущаешь: эта земля уже где-то совсем рядом. Она ждет. И она какая-то особенная. Уже хотя бы потому, что твоя. Что Родина. А ведь еще совсем недавно, отправляясь в этот рейд, ты совершенно не задумывался над тем, что предстоит пройти землями казачьей вольницы рода Курбатовых. Даже там, за Доном, Украина оставалась для тебя не более чем территорией, по которой пролегает линия фронта и которую тебе предстоит пройти, чтобы присоединиться к войскам союзников».

– Эй, командир, там, впереди, кажется, пост, – вырвал его из полусонного течения мысли негромкий, вкрадчивый голос Власевича.

– Какой еще пост? Откуда ему здесь взяться? Тем более ночью.

– Что-то вроде будочки у дороги. Того и гляди – шлагбаум. Точно, перекрыли.

Очевидно, зрение у Власевича было намного острее, если ему удавалось разглядеть и будочку, и шлагбаум.

Единственное же, что мог признать сам князь, так это то, что там, впереди, как бы на небольшой возвышенности, действительно что-то чернеет.

– Пост, – поддержал Власевича Кульчицкий. – Огонек сигареты.

Теперь на повозке остался только Власевич. Сворачивать куда-либо было уже поздно, тем более что по одну сторону дороги пролегал овраг, по другую открывался косогор.

Не дожидаясь команды, поляк метнулся к косогору, чтобы, пока их окончательно не разглядели, взобраться на его извилистый хребет, а фон Тирбах, долго не раздумывая, скатился в овраг.

– Эй, кто такие?

– Из продовольственной части. Везем продукты для солдат, – ответил Курбатов первое, что пришло ему в голову.

– Та й куды ж цэ вы их везэтэ? – пробасил другой постовой, медлительно двинувшись навстречу повозке. – В лагерь для полонэных чи куды?

– Для кого? – не понял Власевич.

– Для пленных, – перевел Курбатов, незаметно для себя обрадовавшись, что понимает этого украинца. – Точно, в лагерь, – ответил постовому. И уже еле слышно, исключительно для Черного Кардинала, добавил: – Бери того, первого. Так это что, уже Украина? – неосторожно спросил он приближающегося солдата.

– Та ще ни. Она тамычки, – махнул рукой, указывая в темноту ночи. – Вон за теми холмами.

– И все же кто вы такие? Документы! – вдруг насторожился тот, первый постовой, что помоложе, и полуприсев, приготовил винтовку.

Но Власевич выстрелил не целясь. На звук. Не зря в этом виде стрельбы в диверсионной школе ему не было равных. В ту же минуту Курбатов метнулся к другому постовому, сбил его с ног, скрутил, но кто-то третий, все еще остававшийся в небольшом вагончике, прошелся автоматной очередью прямо над его головой.

Оглушив солдата-украинца ударом в переносицу, Курбатов залег рядом и открыл ответный огонь. Перестрелка могла бы затянуться, но подкравшиеся с двух сторон Тирбах и Кульчицкий буквально изрешетили укрытие постового, тяжело ранив, а потом и добив его самого.

Пленному было уже за сорок. Давно не бритый, в провонявшей потом и дымом гимнастерке, он представлял собой довольно жалкое существо, которое ничем не напоминало настоящего солдата, каким князь привык представлять его себе. Тем не менее держался довольно спокойно и так же твердо, как, в общем-то, и должен вести себя тот самый «настоящий солдат».

– Так что там за лагерь, старик? – поинтересовался подполковник. Это был странный допрос. Пленного заставили лечь на повозку лицом в прелое сено, а все четверо, включая «кучера» Власевича, шли по обе стороны ее, словно уже провожали обреченного в последний путь.

– Так ведь сказал уже: немцев пленных держат. А вы ж кто будете и с чего это хлопцев моих перестреляли? – чуть приподнял он голову. – Али не свои? Не может быть, мундиры вон на вас…

– А ты и верь мундирам, – посоветовал Курбатов. – Главное, не кто человек, а чей мундир на нем.

– Главное, чтоб человек при этом мундире… – горестно уточнил пленный.

– И много там этих самых немцев?

– Откуда ж мне знать?

– Ну хоть приблизительно? Сто? Двести? Только не вздумай лгать! – несильно ткнул его в бок острием кинжала подполковник.

– Да нет же, осталось человек семьдесят – восемьдесят. Зато одно офицерье. Не мучьте вы меня, хлопцы. Лучше сразу пристрелите. Тайн больших я вам все равно не расскажу.

Диверсанты молча переглянулись.

– Что, точно одни офицеры? – сразу же пробудился интерес у фон Тирбаха. – Ты уверен, что там офицеры?

– Сам старшина говорил. Да и по мундирам видно. Офицеры, точно. Были и рядовые, но часть постреляли, часть переболела, остальных куда-то угнали…

– Офицерский концлагерь? – размышлял вслух Курбатов. – А что, вполне может быть. Хотя мне казалось, что всех офицеров комиссары сразу же расстреливают.

– То ж эсэсовцев, – подсказал пленный. Ему явно хотелось, чтобы диверсанты подобрели к нему. – Я уже, считай, полтора года при лагерях.