Весы

И я сказала той женщине, что у Ли через две недели день рождения, а у него нет рабочей одежды, и та спросила: «Миссис Освальд, а какой у него размер?» И оказалось, что размер у него почти такой, как у ее мужа. Она достала рабочую одежду мужа, которая ему больше не нужна, какие-то поношенные штаны, и попросила за них десять долларов. Вот так, а ведь эта женщина знает, как мне тяжко приходится, знает, что они молодожены, только начали вести свое хозяйство. Вот они, богачи Форт-Уорта, это же надо – брать с няньки деньги за поношенную одежду. Я уже успокоилась, ваша честь, но тут есть еще неприятности, и я очень тревожусь. Ведь когда я в тот раз посмотрела ему в глаза, то сразу поняла – мальчик стал совсем другой. И я подумала: что они сделали с моим мальчиком? У него кожа стала не такой чистой и гладкой, как была. И лицо осунулось, побледнело и посерело. Волосы ни с того ни с сего виться начали. И повыпадали, он сам сказал, была шапка волос, а теперь они совсем поредели, спереди почти что просвечивает кожа. Мы с Робертом нагнули его голову, чтобы посмотреть при свете на макушку. И это в семье, где мужчины всегда были с волосами, ваша честь, а ведь он совсем мальчик. Он сказал, что в России холодно. А я думаю, что все дело в плохом обращении. Я так считаю, ведь он был агентом нашего правительства, и пропал на год. Это из многого видно, например, тот случай, когда мы смотрели телевизор у меня дома на Восточной 7-й улице, она тогда еще надела юбку с разрезом и чулки, это Ли купил за несколько долларов, которые мы с Робертом ему дали, так вот, мы смотрели телевизор, и тут она говорит: «Мама, вон Грегори Пек». Я посмотрела – и правда, Грегори Пек сидит на коне. Тут я и заподозрила: откуда иностранной девушке знать кинозвезд? Я считаю, это нужно тщательно расследовать. Конечно, я не ездила по миру, но откуда в этом замороженном Минске журналы про кино? Откуда там взяться кинотеатрам, где показывают наше американское кино? Я человек прямой и откровенный, и этот случай раскрывает суть моих подозрений. Кто эта девушка, и что она здесь делает? Ее учили показывать меньше, чем она знает? Я спрашиваю Ли, счастлив ли он, хорошо ли она ведет хозяйство, потому что здесь устроилось много русских, у них дома и машины, и они у всех на виду вмешиваются. Не могут пережить, что у русской девушки чего-то нет. Она ведь представляла себе, какая страна – Америка, и эти люди не хотят, чтобы она разочаровалась. Сейчас я уже спокойна, но ведь мне пришлось купить ей шорты подлиннее. Господь свидетель, я солгу, если скажу, что перестала носить им вещи, когда он попросил меня, но ведь я принесла только те шорты и попугая, а попугая для того, чтобы в доме яркое пятно появилось, он ведь был веселого зеленого цвета, просто украсить новый дом.

Он отпустил попугая. Открыл клетку и выпустил. И это мальчик, который так любил животных, ваша честь.

А насчет тех шортов она мне говорит: «Нет, мама, я не любить». А я ей: «Марина, ты же замужняя женщина, тебе не положено ходить в коротких шортах, как девчонке». А она мне свое: «Нет, мама, не есть хорошо». И я категорически заявляю, что девушки дома не было. А парень на работе. Своими глазами видела, как парень пришел домой, а ужин не приготовлен. У них ведь нет прислуги, чтобы для работяги ужин готовить. Мы в нашей семье изо всех сил старались держаться вместе. Его отец собирал страховые взносы до той самой минуты, когда рухнул на газон, он стриг газон на ужасной жаре. С тех пор мы вдвоем, Маргарита и Ли.

Семья ждет от тебя одного, а ты преподносишь другое. Тебя втискивают в рамки. У твоего брата хорошая работа, прекрасная жена, чудесные дети, и от тебя хотят, чтобы ты был понятным для них человеком. И мать в белой рабочей одежде сжимает твои руки и плачет. Ты попадаешь в ловушку их представлений. Тебе придают форму и поучают. Чтобы остаться собой, ты уходишь.

Воскресным днем он стоял в пустом вестибюле Национального Республиканского банка в Далласе. Повсюду коричневатый мрамор. Он ждал Джорджа де Мореншильдта. Они встречались уже второй раз. Он надел свежую белую рубашку и брюки из грубой ткани, которые купил еще в минском универмаге.

У Джорджа оказалась связка ключей. Он звякнул ими в знак приветствия и направился к лифтам. Они поднялись на шестнадцатый этаж и пошли по пустым коридорам. Воздух стоял спертый и тяжелый, пахло коврами, замкнутым пространством. На Джордже были теннисные шорты и рубашка с крокодильчиком. Его кабинет оказался небольшим, на стене висели дипломы.

– Вы читали об этом чокнутом генерале?

– Я знал о нем еще в России, – ответил Ли.

– Теперь он ввязался в ситуацию на Кубе. Присядьте. У меня ваши бумаги.