Дорога была длинной, грязной и ужасно тихой. Гудели цикады, комары пищали, летя к ним от длинных луж вдоль тропы. Рощи деревьев — некоторые скрывали маленькие деревянные храмы Инари-сама, богини риса — мало спасали от палящего солнца. Ребра Кена болели от каждого вдоха, но Хераи-сан шагал как решительный солдат. Наконец, стало видно деревянную табличку с кандзи «Хераи» и соседнюю деревню Нозава.
Вечер стал прохладнее часы назад. Бледный полумесяц луны выглядывал из-за деревьев над холмами, скрывающими небольшое скопление домов. Дым поднимался от костров поваров, как пальцы, царапающие небо. Кен поежился, когда они пошли вдоль ряда мерцающих каменных фонарей, а потом к долине за гостевым домом, где было два холмика, покрытых травой, оставленных с христианском стиле.
Хераи-сан опустился перед большим холмом, прижал ладони к траве.
Кен издал потрясенный смешок.
— Вы воспринимаете потворство американцам слишком сильно, сэр. Никто тут не оценит ваше поклонение их христианскому богу.
— Молчи.
— С радостью. Но вам нужно не только сидеть на траве, чтобы убедить меня не тащить вас в Токио.
Хераи-сан игнорировал его.
Хватит. Пожиратель снов или нет, он зря тратил время. Он отчаянно хотел выбраться из темного периода в жизни, но Хераи был безумен. Конечно, Тоджо-сама заказал его доставку — или смерть. Он устал, был голоден и хотел, чтобы все это закончилось.
— Идем, — Кен вытащил длинную веревку из сумки. Он сделал петлю на конце. Пока баку его не трогает…
Хераи-сан отклонился на пятнах, сжал голову руками. Когда он поднял голову, слезы блестели на его щеках.
— Я думал увидеть ее в последний раз, но я не могу это вынести. Сны — единственное утешение и боль, — он прижал кулаки к вискам, ноги дрожали, словно едва держали его вес.
Кен заставил веревку пропасть и встал за Хераи. Он поднял руку с петлей, и Хераи быстро потянулся назад и сжал запястье Кена. Мир замерцал, посерел, и Кен отдернулся, пока поток не унес его душу. Контакт был разорван, они смотрели друг на друга, грудь у обоих вздымалась, веревка выпала на землю из дрожащих пальцев Кена. От гнева голова гудела, он стиснул зубы.
Хераи скривился.
— Ты не готов. Бен-чан ошибается. Ты — все еще слуга Совета.
Кен сжал в кулак воротник мужчины.
— Как это связано с Бен-чан? — боль от ушибов и презрение к себе, которое он испытывал с пробуждения рядом с Томоэ-чан пару дней назад, кипели в его крови. — Если вы подвергли ее опасности, я убью вас на месте! — ткань впивалась в шею мужчины. Его глаза выпучились, но он не поднял руку. Смотрел на Кена печальными уставшими глазами. Кен отпустил потрепанный воротник, фыркнув с отвращением.
Хераи-сан сжался в позе зародыша, прижался лицом к траве. Его мрачное поведение скрывало отчаяние. Плечи Хераи-сана дрожали от тихих всхлипов.
То, что заставило Тоджо-сама записать имя этого мужчины в свитке Вестника, было глубже и больнее, чем Кен мог представить. Что могло так сломить баку? Хераи-сан оттолкнулся и сел, согнулся над коленями.
— Сэр?
— Я устал, — сказал Хераи-сан траве. — Очень устал. Долгие годы затуманили мне разум. Я не могу придумать ничего другого, кроме как передать бремя другому.
— Загадки, — Кен стряхнул траву с колен. Баку не выглядел опасно, пока сжимался на земле. — Нам нужно в Токио, — он уже встревожился из-за Бен-чан утром, а теперь думал о невозможном.
Хераи-сан закрыл глаза, жилы на его шеи проступили от усилий, хоть он не двигался. Он пару раз глубоко вдохнул, поднял голову с решимостью на лице.
— Мне нет прощения, но она упрямо мечтает. Я одолжу ее силу в последний раз.
— Ее? Иисуса? Разве он не был мужчиной?
— Не делай вид, что считаешь, что я говорю о христианском боге, — сказал Хераи-сан. Кен протянул руку, помогая ему встать, показывая, что он не боялся, что сила баку оторвет его сны. Хераи-сан послушно сжал его руку, поднялся. Кен ощущал только силу и горячую сухую кожу.
— О ком вы говорите?
— Сила. Предательство. Злодеяние.
— Вы мне не скажете, да? — Кен подумывал отыскать лопату и раскопать холм, чтобы узнать ответы, но времени было мало. Он уже потерял два дня на болтовню этого старика. Тоджо-сама накажет его, если он еще задержится.
— Нет. Твоя сестра убедила меня, что это глупо, — Хераи-сан вернул тон грубого солдата, словно то, что было под могилой придало ему сил. — Но если ты отведешь меня сейчас к Тоджо-сама, выживет после встречи только один.
Кен сжал кулаки по бокам.
— Что мне делать? Рисковать собой из-за вас? Рисковать семьей? Вы — сказка, которой пугают детей перед сном. Я не боюсь старика, — он стал выше и шире, обострил лицо иллюзией.
Рот Хераи приоткрылся, он сморщил нос, скалясь.
— Я пробовал твои сны, мальчик. Ты будешь бегать в лесу вечно, пока плоть на костях не сгниет?
— Вы можете забрать мой сон. А я в ответ дам вам смерть.
— Ты — раб Совета. Все иллюзия, — Хераи склонился, и Кен уловил запах жженого риса и старых чайных листьев. — Я — вечный кошмар.