Нам уже доводилось цитировать рассказ Брет-Гарта «Изгнанники Покер-Флета». Сделаем это еще раз. «Из поселка, — сообщает писатель, строя завязку, — изгонялись некоторые личности предосудительного поведения. К сожалению, я не могу умолчать о том, что в числе их были дамы. Однако, отдавая должное прекрасному полу, следует сказать, что предосудительное поведение этих дам носило профессиональный характер. Покер-Флет отваживался осуждать только явные проявления порока». Городок Тонто, из которого отправляется дилижанс, ничем в этом смысле не отличался от Покер-Флета. И первой пассажиркой стала — не по своей воле, ибо она, как и бретгартовские Герцогиня и матушка Шиптон, не хотела уезжать, — молодая и красивая представительница древнейшей профессии по имени Даллас. Она шла под конвоем постных дам со злобными лицами ханжей, представлявших местное Общество охраны закона и порядка, и толпа молчаливых мужчин, наблюдавших за этим шествием, провожала ее понурыми взглядами. И только второй изгнанник, доктор Бун, выдворяемый за беспробудное пьянство, с бесшабашностью человека, которому нечего больше терять, подал руку отверженной и, с улыбкой сообщив, что они оба — жертвы социальной несправедливости, проводил ее до кареты. Этот их совместный проход иронически сопровожден режиссером мелодией полурелигиозного и полупатриотического гимна «Гло-ри, глори, аллилуйя».
Возвратившись на минутку в салун, чтобы заглушить свою неистребимую жажду, доктор натыкается там на маленького робкого человечка с пышной и совершенно неподходящей ему фамилией Пикок, что означает — павлин. Человечек держит в руках потертый чемодан, в котором он — мелкий и, как видно, не слишком удачливый коммивояжер, обремененный огромной семьей и чем-то похожий на бессмертного шоломалейхемовского Менахем-Менделя, — возит образцы разных сортов виски. Узнав об этом, доктор немедленно берет над ним опеку, и они вместе садятся в дилижанс.
Следующей пассажиркой становится надменная дама, брезгливо подбирающая юбки, чтобы ненароком не коснуться падшей женщины. Это — миссис Мэлло-ри, едущая к мужу-офицеру, переведенному в Лордс-бург. Несмотря на беременность, она продолжает вести себя как светская львица, к которой прикованы взоры всех мужчин. Ее замечает из окна салуна гроза местного общества, бретер и игрок Хэтфилд. Он человек вздорный, и аристократизм его замашек явно не соответствует занимаемому им положению, хотя чувствуется, что он знавал и лучшие времена. Хэтфилд не собирался в путь, и только появление миссис Мэллори заставило его принять внезапное решение. Он влезает в карету и садится против нее. В чем подоплека всего этого — мы пока не знаем.
К дилижансу подходит шериф, который, устроившись снаружи, на передке, сообщает кучеру, что едет разыскивать Ринго Кида, собирающегося, по его сведениям, подстрелить всех трех братьев Палмеров, живущих в Лордсбурге. Он везет ордер на его арест. «А все-таки, — отвечает возница, — Ринго Кид — хороший парень. Он не пошел бы на убийство просто так».
Щелкает кнут, лошади норовисто берут с места, и дилижанс резво катит через городок. Но не успевает он разогнаться по-настоящему, — как его останавливает представительный джентльмен средних лет с дорогим саквояжем в руке. Ему тоже нужно в Лордсбург, и его тоже все знают: это директор банка Гейтвуд.
И, наконец, появляется герой. Он стоит на обочине дороги, опершись на винтовку, и делает знак, что хочет сесть в дилижанс. Это статный парень с простым, открытым лицом и обезоруживающей, чуть смущенной улыбкой. Шериф предъявляет ему ордер и помещает арестованного, не оказывающего никакого сопротивления, внутрь кареты.
Теперь все персонажи в сборе. Теперь, когда дилижанс, сопровождаемый несколькими конными солдатами, движется по пустынной дороге, он представляет собой замкнутый мирок, который превращен автором рассказа, сценаристом и режиссером в сколок большого мира. Возникает некая аналогия с Ноевым ковчегом» в котором разместились семь пар чистых и семь пар нечистых. Но это четкое библейское разделение на грех и добродетель, которому вестерн всегда следовал, здесь приобрело парадоксальные черты. Как в мопассановской «Пышке» мы сочувствуем не добропорядочным буржуа, а отторженной от общества женщине сомнительной репутации, так и в этом фильме нас заставляют произвести переоценку ценностей. В нем, конечно, как того и требует жанр, есть герой, есть героиня, есть злодеи. Только роли благородные переданы людям никуда не годным с точки зрения Общества охраны закона и порядка, а негодяями оказываются респектабельные господа с безупречными — по мнению того же Общества — репутациями.