Весной в половодье

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ТАИНСТВЕННАЯ НАДПИСЬ

Утром Савушкин поглядел куда-то мимо Лени и неторопливо сказал:

— Ты тут останешься, Леонид. Сходи за шиповником в рощу, бересты поищи. Березовая кора куда как хороша для растопки. А то польет дождь, и огонь не разведешь.

— Шиповника мы вчера половину рюкзака набрали. Я с вами хочу, — упрямо проговорил мальчик. — Вы плот будете делать, а я...

— Не торопись, торопыга. Сперва надо еще бревна найти. А потом... мало ли потом будет всяких хлопот... Тут и колья надо заготовить и веревки из лыка скрутить. И тебе, парень, работы хватит, — так же спокойно сказал Иван Савельевич. — А пока шиповником занимайся. Насобираешь сумку — будешь нам помогать. С этим плотом все попотеем!

Савушкин и тракторист ушли, и Леня не проводил их даже взглядом. Он ворошил палкой теплый пепел в потухшем костре и делал вид, что это занятие ему очень по душе. Но лишь Иван Савельевич и Набоков скрылись за деревьями, как он вскочил и побежал к шалашу за рюкзаком.

«Наберу полный рюкзак ягод, бересту разыщу и отправлюсь помогать Ивану Савельевичу и Андрею», — решил Леня.

Он так спешил, что не заметил лежавшей на дороге доски, принесенной Савушкиным накануне, споткнулся об нее и упал.

Поднимаясь, Леня с досады толкнул доску ногой. Она чуть подскочила и с глухим коротким звуком плюхнулась на песок. И тут Леня заметил на гладкой свинцово-серой поверхности доски тонкую желтую полоску.

— Треснула! — испуганно сказал он вслух.

Вспомнив, что этой доской Иван Савельевич закрывал на ночь входное отверстие в шалаше, мальчик наклонился и поднял ее обеими руками.

«А ведь это крышка от небольшого стола. И сколочена она из досок», — подумал Леня.

На одном углу доски когда-то были вырезаны ножом три слова. От времени некоторые буквы стали едва заметны, другие совсем выкрошились, и вместо них остались одни ямки. Леня с трудом прочитал: «СЛЕД ДУЗА А». Во втором слове стерлась какая-то буква. Немного пониже этих непонятных слов стояло третье — «П ТЯ».

«Интересно, что все это значит? — рассуждал про себя Леня. — Какое-то странное «след» и совсем непонятные «дузаа» и «птя». Какие буквы стояли в этих двух последних словах?.. И что если «след» — просто след? Скажем, след волка или лисы?»

Он присел на корточки и стал торопливо писать на песке пальцем: «Дузаба, дузава, дузада, дузака...» «Такого и животного, наверно, на земле нет: дузаба или дузака, — смущенно подумал Леня. — Совершенно непонятно... Нет, наверное, все это что-то другое означает. Только вот я никак не догадаюсь, что именно».

Леня вздохнул и забарабанил по крышке стола. Пальцы выстукивали: «след-дуза, след-дуза». Ничего не придумав, он сердито засопел и встал.

«Кроссворды в «Огоньке» бывают куда труднее, и то отгадываю, а тут... Кто-то вырезал ерунду, а я голову ломаю. Очень нужно!» — подумал Леня и засвистел.

И внезапно в ушах так неприятно зашумело, словно рядом застучали молотками по наковальне. Леня перестал свистеть — и шум в ушах прекратился. «Вот еще новость! — огорченно подумал он. — Может быть, мне ночью уши продуло?»

Но тут Леня вспомнил о поручении Савушкина, заторопился в рощу. Взяв из шалаша рюкзак, он прикрыл входное отверстие крышкой от стола и, по-хозяйски оглядевшись вокруг, направился через поляну к тонким осинкам.

Утро было серенькое и туманное.

Леня посмотрел на белесое неприветливое небо и неожиданно для себя подумал: «А дома у нас уже позавтракали, и папа уехал на промысел». И только он подумал об этом, как в пустом желудке появилась тупая сосущая боль. У мальчика закружилась голова и потемнело в глазах. Он остановился и зажмурился.

«Лучше не думать... Лучше не думать... Не я один хочу есть. Иван Савельевич и Андрей тоже голодные». — Леня облизал пересохшие губы и осторожно, с боязнью приподнял веки.

Деревья уже не покачивались из стороны в сторону. На высоком кусту с покрасневшими почками прыгала кургузая синичка.

«Цвин, цвин!» — беззаботно распевала синичка, совсем не обращая внимания на мальчика.

«А если наловить синичек и воробьев и суп из них сварить? Вкусно будет или нет?» — подумал Леня и затаил дыхание.

Птичка покачивалась на тоненьком прутике, распустив пестрый хвостик, и будто нарочно дразнила мальчика. Синица сидела так близко, что казалось, если бы Леня немного наклонился вперед и протянул руку, то птичка непременно очутилась бы в его дрожащих пальцах.

«Клетку сюда и горсточку пшена. Тогда можно бы. А так разве поймаешь?» — лихорадочно думал Леня, все еще не решив, что делать: продолжать ли путь дальше или попытаться поймать синицу.

Внезапно птичка вспорхнула и, задорно посвистывая и ныряя между деревьями, легко полетела в глубь рощи.

Леня вздохнул и пошел дальше.

Обирая с колючих кустов шиповника ягоды, красные, словно крошечные раскаленные угольки, он как-то незаметно для себя перестал думать о пище. Он все время ощущал неприятную пустоту в желудке, но постепенно притерпелся к ней, и она его уже мало беспокоила. Леня исколол все пальцы об острые жесткие колючки, а забираясь в самую чащу кустарника, поцарапал до крови щеку.