Вещий. Разведка боем

Лукерья бросала на меня восхищенные взгляды. Вот уж не думал, что Иван такой краснобай. К чему бы такое красноречие? Не хотел ли он прикрыть свое ограбление и потерю денег тяжкими невзгодами, выпавшими на его долю? Ранения у него и впрямь были серьезные, если бы не моя помощь – умер бы точно. Купец будто прочитал мои мысли, оголился по пояс, показывая едва поджившие шрамы на животе и плече. Лукерья залилась слезами.

– Ну – будет, будет, перестань слезы лить. Видишь – живой, что оплакиваешь? Свечку в церкви поставить надобно за спасение живота, да не одну. Юрия благодарить надо, ему жизнью обязан, к тому же и денег ему должен.

Прислуга оповестила, что стол готов. Мы перешли в трапезную. И когда они только успели собрать такой стол? У меня глаза разбежались, слюнки потекли. Икра черная и красная, копченый угорь, балык осетровый, куры вареные и жареные, пироги с разной начинкой, и еще бог знает чего. Ну и понятное дело – кувшины, большие и маленькие, с вином, пивом, квасом – на любой вкус. Видя мою ошарашенную физиономию, купец самодовольно потер руки:

– Небось у князя в дружине так не кормили, кушай вволю.

Сев за стол, прочли молитву и приступили к трапезе. Вернее, приступили Лукерья и дети, мы же с Иваном накинулись на яства, как голодные волки на овцу, – оказывается, Иван не только краснобай, но и едок еще тот. Я просто диву давался, как ему удается одновременно есть ножку куриную, откусывать балык, заталкивать в рот пирог и еще заливать в бездонную глотку вино. Это просто талант! Интересно, он и работает так же? Судя по дому, похоже на это.

Вот боец из него – никудышный, трусоват, это я уже понял.

Дети наелись быстро и, спросив разрешения, выбежали из-за стола. Наше застолье продолжалось долго, до вечера. Уже животы полны, в рот ничего не лезет, но Иван настаивает – отъедайся! Когда меня от съеденного уже стало подташнивать, Иван поднялся, сыто отрыгнул, утер рот рукавом рубашки и пригласил за собой.

Мы расположились в его кабинете. Иван открыл сундук, достал мешочек с монетами, вложил мне в руки:

– За спасение мое, что труда своего не пожалел и денег из своей мошны. Кто я был для тебя? Незнакомый, безродный, грязный и раненый. Знай, в моем доме ты всегда найдешь кров и пищу.

Я попытался сказать ему, что денег много, потратил я меньше, но Иван был непреклонен.

– Какими деньгами можно измерить мою жизнь? Не только за еду, одежду и лошадей с тобой рассчитываюсь, жизнь свою я ценю дороже этого кошеля, помни.

Я поблагодарил Ивана. Глаза после дороги и обильной пищи слипались, Иван это заметил, крикнул прислугу, и меня проводили в отдельную комнату. Постель уже была приготовлена, и, едва стянув сапоги и сняв одежду, я рухнул в постель и провалился в сон.

Но я еще не подозревал о широте души, хлебосольности и щедрости Ивана. Мы продолжали праздновать возвращение и на второй и на третий день. Утром четвертого дня, страдая от головной боли после выпитого накануне, я взмолился:

– Ваня, друг мой! Не могу я больше пить и есть. Давай делом займемся.

– Так я делами уже занимаюсь: сегодня с утра приказчики приходили, вчера корабль с Астрахани пришел с рыбой, сегодня решали, на какие суда ее перегрузить и куда доставить. Спрос большой – все-таки первый корабль после зимы, соскучился народ по осетрине, не все копченую рыбу есть. А ты отдыхай.

– Ваня, не могу я бездельничать и пить праздно. Ты бы мне дело какое дал, обещал ведь охранником взять. Не хочешь – скажи, я другое место искать буду или в Хлынов подамся.

– Хлынов? Хм. Мне по делам в Хлынов надо. Коли хочешь, сопроводи меня охранником до Хлынова. За хлопоты заплачу, а на месте решай – вернешься со мной или останешься в Вятских землях.

– Годится. Когда будем отправляться?

– Думаю, через седмицу, ушкуй ведь собрать надо, соль повезем, а обратно, если все сладится, – воск и мед.

Неделю я ходил по Нижнему, знакомился с городом, кремлем. Интересно, все-таки здесь через сто лет Минин соберет войско для отпора полякам и произойдет много значимых для России событий.

Кремль внушал уважение – каменные стены опоясывал тридцатиметровой ширины ров. Поди-ка, закидай его фашинами – пупок надорвешь. А еще мне понравилась отводная стрельница, стоящая отдельно от крепости, на другом берегу рва и соединявшая крепость с городом каменным мостом, прямиком к Дмитровским воротам. Я осматривал круглые башни кремля и верил, что к ним приложил руку иноземец Петр Фрязин, как упорно говорили в городе. В кремле жило постоянное войско, учитывая близость вероломной Казани.

Незаметно пролетело время, и утром Иван объявил об отъезде. Нищему собраться – только подпоясаться. Вещами я не обзавелся.

На большом речном ушкуе Иван имел малюсенькую каютку на корме, мне же натянули полог на носу судна и выдали матрас, набитый соломой. Мягко, свежий воздух, немудреная, но сытная пища – прямо туристический круиз.

Я разговорился с Иваном.

– А чего же ушкуем соль везти? Это же крюк какой: вниз по Итилю, потом – Кама, Казань никак не минуешь.

Купец вздохнул.