Вещий Олег. Князь – Варяг

Кроме того, Силькизиф скучно, здесь нет никаких развлечений, не бьются варяги, Рольф запретил всякие поединки, чтобы друг дружку не уничтожили, не наказывают рабов, никого не травят собаками… Да и рабов-то в Ладоге нет, все делают сами. Силькизиф узнавала, в других местах есть, а сюда их не привозят. На вопрос почему ответили просто: «А зачем?» У княжеской дочери рабыни есть, они ее одевают, за ней ухаживают, но с рабынями разговаривать не станешь, а больше не с кем. Ладожанкам не до нее, вечно заняты своими домашними делами. Сначала Силькизиф решила, что просто из-за бедности, но потом увидела золотые гривны на их шеях, ручицы на запястьях, височные кольца с чернью да все другое и поняла, что не из бедности сами работают.

Рольфу она и раньше не очень нужна была, женился, чтоб конунгом стать, а теперь совсем в ее сторону не смотрит. Может, словенка есть, а может, просто не до женщин. Силькизиф зубами скрипела от досады, тонкие пальцы ломала, время-то идет, ее женская сила в самом расцвете. После первых двух дочек еще вроде и не поняла ничего, но как последнюю здесь родила, вошла в женскую силу, без мужчины уже не могла. А муж и в ложницу не заходит, не то что приласкать… Чего ему надо? Силькизиф статная, светловолосая, с крепкой грудью, широкими бедрами, вся налитая, ей ласки хочется. Стояла Силькизиф на крыльце, смотрела на варягов, что тюки со скорой таскали, отмечала, какой сильнее да проворней. Эх, мать у нее была вольная, не поглядела, что муж крутой, полюбила молодого викинга и слюбилась с ним, пока Рюрик по морям бегал. Это для викингов не ново, Геррауд и расправился с женой, как все, – ушла на дно посреди залива. Да только рассказывали, что головы и тогда не склонила, молча сама шагнула за борт, чтоб не бросали, как мешок. Красивая была, гордая, сильная, не то что эта Ефанда, в чем жизнь держится? И чего отец ее взял? Может, надеялся, что викинги на такую не позарятся в его отсутствие? Силькизиф хмыкнула – похоже!

Она так задумалась, что не заметила, что не отрываясь смотрит на одного из работающих молодцов, тот тоже поглядывал в ответ, а как она усмехнулась, решил, что это ему. Бросил тюк, который тащил, шагнул к крыльцу. Варяги народ грубый, но с женщинами разговаривать умеют, насмешливо смотрели глаза Бьёрна, зовуще. Для Силькизиф, которая думала совсем не о нем, это стало неожиданностью, но когда варяг оказался совсем рядом да так глянул, поддалась только на минутку и пропала. О чем говорили, и не помнила, только ночью вместо князя, который, как и ее отец, дома не сидел, в ложнице был Бьёрн. Поддаваясь сильным мужским рукам, Силькизиф ни о чем не думала, она была счастлива той единой минутой, ради которой ее мать своей жизни не пожалела.

Минута оказалась не единой, только у Бьёрна хватило ума быстро от княжьей дочери отступить, чтоб головы не потерять от княжеского меча, а его место быстро занял другой. Жена у конунга молодая, горячая, ей ласки нужны, а не мысли о величии. Хотела и получила, варягам тоже Силькизиф нравилась, какие посмелее, те и ублажали дочь конунга по мере сил.

Шепнули Рольфу, что у его жены снова молодой дружинник ночью был. Разозлился тот, проклятая баба, позорит перед всеми! Шел в ложницу, не таясь, топал, кажется, так, что все слышали, но гость от Силькизиф не успел выскользнуть. Рольф и смотреть не стал, кто это, махнул мечом, и покатилась голова прочь от голого тела. Так же, не глядя, сказал жене:

– Следующей будет твоя!

Княжья дочь сидела на ложе, в ужасе закрыв рот рукой, понимала, что еще немного – и с ней случится то же. Вся ложница была залита кровью, алая жидкость булькала, выливаясь из горла, голова откатилась в сторону и смотрела на Силькизиф не мигая. Рольф вытер свой меч о край ее одежды, брошенной на лавку, и спокойно удалился. Только тогда Силькизиф закричала, не удержалась и прибежавшая на ее крик прислуживающая девка. Труп молодого норманна Оланда унесли, ложницу вымыли, но Силькизиф долго не могла успокоиться, все ей чудился Рольф, стоящий с окровавленным мечом в руке над трупом юноши, который приглянулся его жене.

Хотела пожаловаться отцу, но подумала, что будет только хуже, и не стала. Геррауд никогда не считался с женщинами, которых брал к себе на ложе, их дело ублажать конунга ночью, а что они делают, когда конунга ублажать не нужно, то его не интересовало. Но Рюрик тоже не простил бы измены, хотя сам имел много женщин. Таковы варяги, да и не только они…

Немного погодя снова позвал Рюрик Рольфа к себе на Ильмень. С одной стороны, доволен тот, надоело без дела в Ладоге сидеть, с другой – опасно, вдруг конунгу кто шепнул что, либо Силькизиф нажаловалась или, того хуже, Ефанда. Хотя не верил Рольф, что Рюрик может в угоду женщине лучшего дружинника убить или даже наказать, но и Рюрик не тот стал. Одна мысль – как обратно вернуться. Не понимал его Рольф, не успел здесь на ноги встать, как уже домой глядит. Не было такого с Рюриком, стареет, что ли?

Жену Рольф видеть не может, все чудится, что рядом на ложе лежит труп того молодого норманна. А с ним самим-то что?