Вещий Олег

– Мы собрались не для охот, хотя в них отличился могучий воевода Перемысл, – начал князь Воислав, открывая Совет. – Все мы обеспокоены звоном оружия и топотом многочисленных ратей конунга Олега. Они не могут миновать наши земли, князья и бояре, и уже не миновали моей земли. Это – тяжкое бремя, и чем скорее мы избавимся от него, тем нам и людям нашим будет легче. Весной по спаду воды Олег двинет свои силы на Аскольда. Сил этих множество, Правобережье закрыто, и множество это обрушится на все земли Левобережья. Конунг Олег просит нашего дозволения пройти не только по Днепру, но и по Десне, и мне сдается, что нам лучше уважить его просьбу, потому что чем больше будет у него дорог, тем скорее его войска уберутся от нас. Подумаем над этим, князья и бояре.

– Русы – грабители, – хмуро сказал Северский князь. – От них уже стонет все Черное море, на которое, как рассказывали деды, они пришли с Донца во главе с конунгом Бравлином.

– Значит, нас просят открыть в курятнике не только дверь, но и ворота, чтобы лиса быстрее его пробежала? – насмешливо спросил вятич. – А если она там и останется?

Эти замечания нисколько не настораживали воевод Олега. И Перемысл, и Ставко знали, что вопрос решен, а все выпады призваны лишь затемнить уже оговоренное в частных беседах, чтобы создать хотя бы видимость принятия самостоятельного решения. Всем давно было известно, что предложение о помощи Олегу должно быть высказано князем Воиславом, а прочие, в меру поспорив, с тяжким вздохом с ним согласятся. К тому все и шло, но вдруг застопорилось, потому что посадник Воята взял слово в самом неподходящем для конунга Олега месте.

– Князья и бояре, вы не выразили удивления, когда я приехал на ваш высокий Совету, но я читаю это удивление в ваших делах. Причина, которая заставила меня бросить все дела в Новгороде, в том, что князь Рюрик потерял княжеское лицо. Он устранился от всех судебных и военных дел, не появляется более на Совете Господ и даже не покидает Городища. Это нарушает договоренности между князем и Господином Великим Новгородом, и я в конце концов посетил его сам. И понял, что у Рюрика осталась одна забота, которая заполняет все его дни и ночи. Он забыл о своих княжеских обязанностях, забыл о конунге Олеге и думает только о том, чтобы любыми путями и средствами вернуть своего сына княжича Игоря.

– Он не найдет княжича, – решительно перебил Перемысл. – Дорогу туда знает только конунг Олег.

– Я говорил ему об этом, воевода, но Рюрик ничего не желает слышать. Мы спорили весь вечер. В конце концов князь признался, что намерен отозвать Вернхира, взять его варягами Старую Русу и тем принудить Олега вернуть ему младенца Игоря.

Воята чуть помедлил, и сразу же все глухо заговорили. Никто не повышал голоса, обращаясь к соседу или высказывая свои соображения, и отдельные слова тонули в общем гуле. Воята поднял руку, и все смолкли.

– Но спросил моего совета, и я приехал к вам, высокие князья и бояре, за этим советом. Надо хорошо подумать, надо все взвесить, надо все рассчитать, но мне думается, что у всех нас, братья-славяне, появилась, может быть, единственная возможность не дать грабителям-русам истоптать наши нивы, угнать наш скот, продать наших девушек на невольничьих рынках.

Вновь поднялся шум, но иной, громкий, когда все говорили для всех, заглушая друг друга. И никто не обратил внимания, как Ставко что-то шепнул Перемыслу, после чего воевода сразу же вышел.

– Пусть варяги и русы перегрызутся между собой! – кричали северяне. – Пусть Вернхир спалит Старую Русу, а Олег бросится тушить пожар!

– Возьмемся за топоры! – вторил им воинственный вятич.

Радимичи тихо совещались. Князь Воислав встал, и все замолчали.

– Посадник просил нас подумать, но я не слышу ваших дум. Я слышу только крики. На Совете не стоит кричать.

Все молчали…

– Прости нас, князь Воислав, – сказал наконец Северский князь. – Ты сказал мудрые слова, что на Совете не кричат. Но ведь Олег и вправду бросится тушить пожар.

– Но для начала спалит дотла Господин Великий Новгород, – как бы про себя, но достаточно громко сказал Ставко. – Посадник Воята должен был бы об этом хорошо подумать.

– Какой-то воевода смеет выступать впереди князей! – выкрикнул вятич. – Ему следует сперва послушать, что скажут старшие!

Ставко резко поднялся. Медленно обвел глазами присутствующих, неторопливо достал из-за пазухи перстень и показал. Не всем вообще, а каждому в отдельности.

– Я – наместник конунга Олега на этом Совете. Ты не знал об этом, посадник Воята, иначе поостерегся бы ссорить славянские земли с конунгом русов, ища выгоды для Господина Великого Новгорода. Я сказал свое первое слово, князья и бояре. Теперь я буду слушать, что скажете вы, и только потом скажу последнее. Князь Воислав, попроси высоких князей выступать по очереди и говорить только от своих земель.

Он неторопливо опустился на место. Тихо вошел Перемысл, сел рядом, что-то шепнул. И все угрюмо молчали, понимая, что гонец, нахлестывая коня, уже мчится к конунгу Олегу.