Весенний снег

- Да утром же. У себя в кабинете, - с гордостью добавил Сережа. Посмотрел и конфетку дал. Во, - и он достал из кармашка конфету "Белочка".

- Ешь, ешь,-она прижала его к себе, ощущая, как дробно стучит его сердечко.

Сережа занялся конфетой, потом дареной собачкой, а Вера Михайловна все думала, что бы мог означать этот внезапный осмотр профессора, В конце концов она решила, что он мог означать только одно: близость операции.

- Мам, - спросил Сережа, - а меня тоже будут замораживать? А это вовсе и не холодно. Вася рассказывал.

Она поразилась.его понятливости, точнее, его пониманию того, что предстоит. Вообще, все эти долгие месяцы, с тех пор как была обнаружена его болезнь, она удивлялась его стойкости, терпению и мужеству, - он ведь никогда не сробел, не заплакал, не напугался. Он ведь что-то ощущал и чувствовал, хотя бы боль, хотя бы необычность обстановки, но никогда не возражал, не противился, а шел, делал, терпел, потому что понимал, что все это необходимо. Вот и сейчас понимает. Все, все понимает.

"Милый ты мой глупыш. Мужчина ты мой, - мысленно обращалась Вера Михайловна к сыну. - Ты и не представляешь, что тебя ожидает. Замораживают не просто так, а для того, чтобы сердце резать... Но, может, и повезет. Может, и обойдется. Одна надежда.

Другой у нас нет, сыночек..."

Ее охватило такое волнение, что она не смогла больше сидеть, отвела Сережу к ребятишкам и направилась к сестре. Но та сказала:

- Это Клава водила. А она уже сменилась.

"Значит, и в самом деле Сережу смотрел сам профессор, смотрел в необычный день, в воскресенье, смотрел один, с утра, - быть может, специально приехал, чтобы посмотреть его..."

"Ну что ж, ну что ж, - твердила Вера Михайловна. - Вот оно и наступает. Может, и будет наш Сереженька жить долго. Может, и исправят все его проклятые пороки".

Нежно попрощавшись с сыном, Вера Михайловна бросилась на главпочтамт.

"Никитушка!-писала она.-Кажется, приближается тот самый день, которого мы так долго добивались.

Сегодня нашего сыночка смотрел профессор (пришел в выходной специально). Видно, дело идет к операции.

Точнее, она вот-вот будет".

Перо писало плохо. Вера Михайловна поменяла ручку.

"Страшно и боязно,-продолжала она. - А что, как... И рука-то не поднимается написать плохое. Но деться-то нам некуда. Надежда единственная. Невозможно ведь смотреть, как он угасать будет. А сейчас Сереженька выглядит славненько. И такой умница, нисколько не трусит. Рассуждает, как мужчина, разумненько...

Побывала я сегодня у Зацепиной, той, о которой уже писала тебе. Оказалась однофамилицей. Но женщина славная, тоже блокадница, у нее свое горе - ребенка потеряла..."

Вера Михайловна долго думала, как закончить письмо, и наконец приписала: "Об операции я телеграмму пошлю. Ты на почту захаживай".

Она уже сложила листок, но снова развернула его, дописала на уголке: "Ты не беспокойся, Никитушка".

Вера Михайловна не могла оставаться одна. Поехала на квартиру. Рассказала старикам о своей новости.

- Решили, значит,-отозвался Федор Кузьмич.- Они, доктора, нынче зря под нож класть не будут.

- Да и ладно. Да и пора. Да и сколько ждать можно,-оживилась Марья Михайловна.-А что так-то говорить? За чайком и потолкуем.

Они пили чай, смотрели на Веру Михайловну добрыми глазами, желали ей и ее сыну удачи. От всего этого Вере Михайловне было тепло и уютно. Как-то само собой вспомнилось, рассказала:

- У нас сейчас уже спать ложатся. Разница-то, поди, три часа. У нас тишина. Только собаки взлаивают. У нас тоже есть собачка. Пальма. Дружок Сереженьки. Так он к ней привязался, что на прощанье расплакался даже.

А ведь никогда не ревел. Слезинки не видели. А тут навзрыд: с Пальмой забыл попрощаться. С ребятишками ему трудно было. Вот он и играл с собакой.

Старики понимающе качали головами, сочувственно вздыхали.

- Может, еще поиграет. Может, операция хорошо кончится,-не очень уверенно сказала Вера Михайловна.

- Да уж конечно. Да и не думай о другом, - поддакивали старики.

- Есть ведь и удачи. Я сама видела таких детишек.

- Ив газетах о том пишут, - вторили старики.

- Раз уж решили, это не зря.

- Может, и пройдет.

- Пройдет, пройдет.

В эту ночь Вере Михайловне снились родные Выселки, Прово-поле, степные колокольчики и бегущий среди них Сереженька. Он бежит, а за ним - Пальма.

Все это утро и половину дня Вера Михайловна, кажется, только и делала, что смотрела на часы. Ей не терпелось поехать в клинику, встретиться с лечащим врачом, узнать, что ожидает Сереженьку. Уж кто-кто, а Нина Семеновна, конечно, знает, что означает вчерашний осмотр профессора.

Хотя было еще обеденное время, Вера Михайловна не утерпела, пришла в клинику. На лестнице столкнулась с Ниной Семеновной. Та кивнула и как-то скороговоркой произнесла:

- Зайдите к Олегу Дмитриевичу.

Сердце Веры Михайловны подскочило к самому горлу. Она невольно остановилась, вдохнула полной грудью и отошла к окну, чтобы успокоиться. И тут из-за туч пробился луч солнца и осветил ее так ярко, что пришлось зажмуриться. Она закрыла глаза и улыбнулась.

Живя в этом городе, она как будто забыла о солнце.