Весенняя путевка

А теперь кажется, что лишился чего-то своего, принадлежавшего ему. В конце концов, какой-то своей собственности. Не Лины, конечно, ее он никакой собственностью не мог считать, а вот этого - ожидаемой ее радости. Своей радости?.. Нет, все не то, а просто вот было у него "это" - все, что с ней связано хорошего, и вот теперь, оказывается, нет... И идешь, как обворованный, с пустыми руками, да еще чуть ли не виноватый...

Хотя в общем-то это все усложнения и усложнения, и отсюда путаница и эта муть в голове. Надо все проще: было недоразумение, а потом она оказалась больна. Он-то не виноват в ее болезни. Не будь болезни, все можно бы уладить.

Он стал тихонько посвистывать и зашагал бодрее, осмотрелся на перекрестке аллей и сообразил, в какую сторону ему идти к выходу.

Ах, да! Он тогда не поехал с ней вместе, не пожертвовал четырьмя днями курортной жизни... Ага, вот оно: "не пожертвовал"!

А где это написано, кто это придумал, что люди вечно должны кому-то чем-то жертвовать? Почему он ни у кого жертв не просит?

Он уже сидел в громыхающем, качающемся вагоне метро, щурясь от мелькания убегавшей за окном бетонной стены, уже три остановки остались позади, он уже раза два еле удержался от того, чтобы не усмехнуться в открытую - все начало представляться в каком-то насмешливом, глуповатом даже виде. Он представил себе, что рассказывает, не сегодня, конечно, а когда-нибудь, через год, через три, историю с паспортом, с легкими поправками выставляя самого себя в смешном виде. Получалось весело и безобидно.

На своей остановке он бегом поднялся по лестнице, протиснулся сквозь гущу столпившихся у выходных дверей пассажиров - на улице лил дождь - и во весь дух зашагал, перепрыгивая через быстро собиравшиеся на тротуарах лужи.

В парке тоже, наверное, дождь. Все попрятались под крышу. Наверное, она сейчас стоит под навесом среди других желтых халатов, столпившихся, как те пассажиры у выхода из метро. И тоже смотрит на дождь.

Ну и что из этого? Что, что, что?.. А вот плохо. Почему-то чертовски плохо, и все!

Когда он снова пришел, в аллеях парка моросил дождь, было безлюдно, только, сбившись под навесом в два ряда за дощатым столом, какие-то пожилые люди с гиканьем стукали костяшками.

Он и не поглядел на них, сразу увидел, что они "в штатском" - в пиджаках, плащах, а не в больничном, значит, его не касались.

Он сунулся к дежурной, день оказался неприемный. Он побродил по вестибюлю, поймал какую-то молоденькую в белом халате, поклянчил, поканючил, приврал немного. Она смягчилась, пошла узнать и узнала, что у Лины уже есть посетитель.

- Молоденький такой, с усиками, летчик.

- Ну да, летчик! Дедушка, наверное?

- Я и говорю, летчик. А вы даже не в курсе? Дед в есть летчик, как же это вы не знали?

- Почему не знал? Это я так, шучу, - неловко скрывая удивление, вывернулся. - А как вас зовут?

- А вам зачем? Вы же не ко мне пришли? Хотя не секрет, если догадаетесь: Аромат! - Вдруг лицо у нее как-то съежилось, точно ее лимонным соком сбрызнули, такое оно стало кислое. - Так что я вам, молодой человек, объясняю, - ни к селу ни к городу громко выговорила она и поджала губы.

Краем глаза он увидел, что в дверях появилась и стоит какая-то женщина в белом халате.

- Все понятно. Спасибо за разъяснение! - И тихо добавил: - До свидания, Тамарочка, - и уловил ее быстрый одобрительный взгляд.

Смешная, круглолицая конопушка, но славная, может пригодиться в следующий раз... А скучно ей тут! Томится среди больных, а ей вот как поболтать, побегать хочется...

В следующий раз она вправду пригодилась. Заговорщицки усмехнулась с некоторой покровительственной сдержанностью и привела "на минутку" Лину.

Осталась посмотреть на дело рук своих, как это они встретятся. Полюбовалась немного и скромно ушла.

Лина, запахивая халат, подошла, остановилась чуть поодаль.

- Случилось что-нибудь? Что это ты Тамару на третий этаж гоняешь?

- Просто пришел. Прошлый раз к тебе не попал, вот и пришел. Ты мне скажи, что-нибудь тебе нужно? Достать, принести. Сделать. Мне, знаешь, очень бы хотелось, а?

Она смотрела и улыбалась, наклонив немножко голову набок.

- Тебе есть все можно?

- Почему же? Только не хочется.

- Ну я что-нибудь другое принесу. Хочешь коктейль? С соломинкой? Притащу.

- Пожалуй. Только и все остальное тоже.

- Розовую лампочку?

- И террасу. И вечер. Ну, там еще море...

- Моря все равно не видно с террасы.

- Но ведь оно было. Зачем же обязательно видеть? Достаточно знать, что оно есть... Когда знаешь, что что-то у тебя есть, не обязательно его видеть или трогать... В общем, коктейля я не хочу.

- И ничего?

- И ничего. Что у меня есть, то уже есть.

- Твой дедушка правда летчик?

- А ты что думал, крепостной умелец боярина какого-нибудь? Что тут удивительного? Летчик.

- Ничего, просто я не знал, и все.

- Нет, ты все-таки думал: некоторые люди так и родятся и живут дедушками, другие дядями, а третьи молодежью... Не отказывайся, я сама так думала когда-то. Мне представлялось, что в жизни, как в театре, одни играют жизнерадостных, молоденьких, звонкоголосых эдаких девушек, другие хриплых, угрюмых стариков.