Веселые ваши друзья(Очерки)

У чешского художника и писателя Йожефа Лады (он прославился как иллюстратор «Бравого солдата Швейка») есть сказка про ленивого Гонзу, которому было предсказано, что он убьет дракона. Так ему лень было для этого даже с печи слезать. Но предсказание есть предсказание — все равно он убил дракона! Подвели ему этого беднягу прямо к печке, Гонза стукнул дракона чем-то тяжелым — и убил…

Так и Иванушка-дурачок: сколько бы ни возникало на его пути препятствий, сколько бы ни случалось у него неудач, рано или поздно он получит все, что ему захочется.

Подвиг же Пети Трофимова сопряжен не с условно-сказочным, а с реальным риском. И хотя при внимательном чтении «Пакета» можно уже в самом начале понять, что герой жив останется — иначе не рассказывал бы нам этого и тем более не заведовал бы совхозом имени Буденного, — мы как-то сразу об этом забываем и читаем рассказ, готовые к самой жестокой развязке. Слишком не похоже на сказку то, что выпало на Петину долю; слишком много видим мы в рассказе сугубо реальных примет того времени…

И не случайно, я думаю, Юлиус Фучик, этот бесстрашный чешский коммунист и писатель, назвал «Пакет» «одним из самых значительных вкладов в чешскую детскую литературу».

Да, именно в чешскую. Фучик не оговорился. Потому что и чешских ребят рассказ этот учит величайшему мужеству и скромности, умению даже в самые тяжкие минуты не терять ни присутствия духа, ни чувства юмора.

Есть такое дело!

На первый взгляд, по своему языку Петя Трофимов напоминает героев антимещанских рассказов Михаила Зощенко, которые (то есть рассказы!) были необычайно популярны в 20-е годы. В самом деле, в Петиной речи смешались и грубоватые просторечные словечки («башка», «засыпался», «мать честная», «сукин сын»), и газетные выражения («героический момент», «точка зрения»), и, наконец, подслушанные, малопонятные для него слова вроде некстати примененного им «гоголь-моголя», который привел в ярость белого офицера.

Однако у Зощенко, мастерски использовавшего эту, как говорил К. И. Чуковский, «речевую нескладицу», речь идет о людях, примазывающихся к революции, дабы урвать для себя побольше. А у Пантелеева в центре рассказа — бесстрашный красный боец, который, несмотря на свою малограмотность и эту самую «речевую нескладицу», в любую минуту готов пожертвовать для революции жизнью.

Вот он сидит на скамеечке и сапог снимает с ноги, на которой натер мозоли. Как вдруг — посыльный из штаба. «— Трофимов! — кричит. — Живее! До штаба! Товарищ Заварухин требует».

Даже не надев снятого сапога, помчался Петя на одной ноге в штаб. Про мозоли свои и не вспомнил.

А комиссар Заварухин пакет ему протягивает. «— Вот, говорит, — получай! Бери коня и скачи до Луганска, в штаб Конной армии. Передашь сей пакет лично товарищу Буденному.

— Есть, — говорю. — Передам. Лично.

— Но знай, Трофимов, — говорит товарищ Заварухин, — что дело у нас невеселое, гиблое дело… Слева Шкуро теснит, справа — Мамонтов, а спереду Улагай напирает. Опасное твое поручение. На верную смерть я тебя посылаю.

— Что ж, — говорю. — Есть такое дело! Заметано.

— Возможно, — говорит, — что хватит тебя белогвардейская пуля, а то и живого возьмут. Так ты смотри, ведь в пакете тут важнейшие оперативные сводки.

— Есть, — говорю. — Не отдам пакета. Сгорю вместе с ним».

Вот эта спокойная твердость, вроде бы неожиданная для армейского балагура, и придает главную силу и самому герою и рассказу о нем.

Впрочем, Петин язык не только нескладный. Он и очень выразительный, и по-настоящему остроумный. Судя по манере его рассказа, Петя уже сам по себе человек незаурядный.

Вспомним, как описывает он внезапный приезд белого генерала в штаб, где Петю должны допрашивать (в авторском комментарии к «Пакету» сказано, что писатель имел в виду казачьего атамана Мамонтова).

«Вскочили тут все. Побледнели. И мой — белобрысый этот — тоже вскочил и побледнел, как покойник.

— Ой! — говорит. — Что же это? Батюшки!.. Смирно! орет. — Немедленно выставить караул! Немедленно все на улицу встречать атамана! Живо!»

Конечно, Петя — превосходный рассказчик — мог тут и от себя прибавить что-то, несколько преувеличив размеры всеобщей паники. Но так или иначе, рассказал он об этом очень выразительно — и смешно.

«Съем, и все тут»

Если окинуть «Часы» и «Пакет» бесстрастным теоретическим оком, то окажется, что юмор этих произведений почти однотипен: в обоих случаях комизм слова тесно увязан с комизмом положения, да и авторское отношение к главным комическим героям очень сходно: в первом случае — весьма сочувственное, во втором — восторженное.

Но механизм смешного в «Часах» и «Пакете» разный. Если в «Часах» он основывался на разнице восприятия одних и тех же событий героем и читателем, то в «Пакете» он возникает на контрасте между суровой опасностью — и балагурством, между подлинным героизмом — и простецки бытовым, почти «домашним» его описанием.

…Внезапный приезд генерала отсрочил обыск для Пети Трофимова. Стал он думать, что ему делать с пакетом.

«Фу, — думаю. — Об чем разговор? Да съем!.. Понимаете? Съем, и все тут.