Машины одна за другой уезжали с кладбища, и скоро у свежей могилы не осталось ни одного человека. И я уже собиралась покинуть свое укрытие, но в это время одна из машин снова подъехала к самой могиле. Я точно помнила, что этот «Мерседес» с затемненными стеклами стоял здесь несколько минут назад, и я не понимала причины его внезапного возвращения.
Из машины вышли несколько человек, и то, что я увидела, заставило меня снова достать из сумочки фотоаппарат.
Емеля не смог преодолеть искушения и все-таки явился на собственные похороны! Но теперь я понимала, почему он не покидал своей машины до сих пор. Все его лицо было забинтовано таким образом, что открытыми оставались только глаза. Шляпа и темные очки дополняли картину.
И все-таки я была уверена, что это был именно Харчеев, тем более что рядом с ним я разглядела, несмотря на приличное расстояние, двоих его телохранителей. Впервые я могла употребить это слово без всяких кавычек, не погрешив против истины. Все время, пока Емеля любовался своим надгробным памятником, они вполне профессионально прочесывали глазами окружающее пространство.
Удовлетворив свое любопытство, тщеславие или сентиментальность – кто знает, что заставило его совершить этот безумный поступок, – Емеля быстрыми шагами вернулся в машину. Телохранители, в последний раз оглядев все вокруг, последовали его примеру. И через несколько минут ничто не напоминало об их присутствии на кладбище.
Я от души поздравила себя с успехом и пожурила за то, что чуть было не израсходовала всей пленки. Она мне могла еще сегодня пригодиться, а времени перезарядить фотоаппарат у меня не было.
Я не сомневалась, куда отправился с кладбища Емеля. Судя по его забинтованной физиономии, ему еще не один день предстояло провести в секретном подземелье. И я не боялась его потерять.
Когда я подъезжала на такси к Институту красоты, мои «шпионские» клипсы были на мне, и поэтому до моих ушей стали доноситься отдельные звуки и слова, а по мере приближения к месту действия они становились все отчетливее и громче. И, когда, расплатившись с таксистом, я уселась за столик знакомого мне кафе напротив института, я могла слышать все происходящее в кабинете Смысловского, как будто присутствовала там собственной персоной.
У меня возникло ощущение, что в кабинете на этот раз находится не меньше десяти человек. И, судя по их голосам, проводят время они довольно весело. Мне понадобилось не больше пары минут, чтобы понять причину их настроения: они отмечали сегодняшние похороны. И это бурное застолье нисколько не напоминало поминок.
Я узнала голоса Смысловского, Харчеева, телохранителей, которые тоже принимали участие в торжестве и чувствовали себя на нем далеко не последними людьми. В их честь даже произносились тосты.
А веселье и даже хохот были вызваны той простой причиной, что кто-то из гостей захватил с собой на кладбище портативный магнитофон, и сейчас все буквально покатывались со смеху после каждого слова, произнесенного у могилы.
У меня с собой был магнитофон, по своим техническим характеристикам не уступающий имеющемуся в кабинете Смысловского, и я не преминула им воспользоваться. В результате через пятнадцать минут у меня на кассете был такой «компромат» на всю честную компанию, что я могла считать свое задание выполненным.
Но мне это показалось недостаточным. Кроме всего прочего, вся эта кощунственная по форме и содержанию пирушка начинала действовать мне на нервы. И мне сильно хотелось испортить им праздник.
Неожиданно мне в голову пришла гениальная по простоте исполнения и эффективности затея, и я, недолго думая, побежала к ближайшему телефону-автомату.
Набрав номер милиции, я взволнованным голосом поведала дежурному о том, что, по моим сведениям, в Институте красоты готовится террористический акт, а так как еще недавно по всей стране прогремела целая серия взрывов, то дежурный воспринял мое сообщение с предельной серьезностью.
Когда же я сообщила приметы террористов, подробно описав в них внешность харчеевских телохранителей, он настолько разволновался, что даже не спросил моего имени. Так что формально он не мог назвать мой звонок анонимным.
Сообщила я и предполагаемое местонахождение взрывного устройства, не подумав о последствиях, и сообразила об этом, уже повесив трубку. А последствия эти могли быть очень серьезными. Ведь я сказала, что бомба скорее всего заложена в кабинете главврача.
– Слово – не воробей, и сделанного не воротишь, – сказала я себе в оправдание и поспешила вернуться за столик кафе.
У меня были все основания полагать, что я заняла «одно из лучших мест в зрительном зале» предстоящего зрелища. Отсюда я не только могла наблюдать представление, но и слышать каждое слово его участников, во всяком случае его главных героев. Милиция на этот раз появилась неожиданно быстро, и я подумала, что, может быть, нужно пересмотреть мое мнение о ее оперативности.