Веселое горе — любовь.

Охотники поклонились пастушке и сказали свои имена.

Рица угостила братьев сыром; они вежливо поблагодарили ее и попросили разрешения удалиться.

Но не уехали далеко. Ускакав на отроги Рыхвы, соскочили с коней, и старший брат сказал Ацетуку и Пшегишхе:

— Я вижу: нас обожгло огнем. Жизнь без любви, как год без весны. Но я старше вас — и боюсь раздоров, Ацетук и Пшегишха. Решим так: пусть она будет нам всем сестрой, эта Рица.

Помолчав, Агепста повернулся к среднему брату:

— Теперь говори ты, Ацетук.

И Ацетук сказал: «Да».

— Теперь твой черед, Пшегишха.

И Пшегишха сказал: «Называться человеком легко, быть человеком труднее. Я согласен с тобой, Агепста».

И тогда они снова поскакали в долину и провели ночь у костра Рицы.

Днем братья уезжали на охоту, а вечером пастушка варила им дичь и чинила их платье.

Однажды, в конце весны, они сидели у костра и Рица пела. Шелест травы, и лепет ручьев, и звон ветерка — все было в этой песне.

Горы молчали, слушая Рицу, облака замерли в небе, и туры застыли на утесах.

Если бы они знали, к чему приведет песня!

Ползли и скрипели по горам, как осыпи, слухи о Геге и Юпшаре. Чернобородые братья жили разбоем, угоняли стада горцев к берегу моря.

В тот самый час, когда пела в долине Лашипсе красавица Рица, разбойники сидели у костра, ели баранину, и пили вино, и курили табак.

И вдруг трубка выпала из рук старшего брата Геги. И из рук Юпшары тоже выпала трубка. Они услышали голос Рицы.

Взвились на дыбы их кони и понесли седоков по горам и лесам к изумрудной долине Лашипсе.

Среди деревьев осадил коня Гега и посмотрел сквозь ветви. И он увидел у костра трех юношей и девушку.

— Я убью мальчишек, — прошептал Гега брату, — и мы возьмем красотку себе, чтоб коротать с ней горные ночи.

— Погоди, брат, — ответил Юпшара, — мужчины собираются в путь. Девушка достанется нам без боя.

И они стали ждать.

Уже звезды затеплились в небе и уже потускнели они, тая от рассвета, а Рица все пела. И три брата не садились в седла, — не могли уехать от песни.

Наконец замолчала пастушка, и вскоре заплясали под седоками кони. Вот уже звук копыт затих в горах и выпрямилась трава, которую смяли ноги коней.

И тогда скакуны вынесли разбойников к костру Рицы. Она думала, что вернулись друзья, и счастливая улыбка тронула ей губы.

Гега спрыгнул с коня, — и забилась в его железных объятиях Рица. Увидела она перед своим лицом черную бороду и глаза, налитые кровью, и над горами понесся крик тоски и отчаянья.

Но не услышали Рицу ни Агепста, ни Ацетук, ни Пшегишха. Далеко в горы унесли их кони, густой лес заслонял звуки, бурные реки кипели на камнях — и шум воды тоже заглушал крик Рицы.

Братья продолжали ехать дальше.

Снова закричала в руках разбойников девушка. И снова ничего не услышали братья.

Тогда сорвался с утеса старый ворон и полетел вслед братьям. Громко закаркал он над их головой.

Но не поняли его языка юноши.

Тогда травы и кусты стали цепляться за ноги коней и сдерживать их бег.

«Наши скакуны застоялись в долине», — подумали охотники.

Тогда закипели ручьи, запенились, и даже камни, дробясь под копытами коней, закричали о беде. И дикая серна металась перед мордами лошадей.

Заволновался наконец Агепста, нахмурился и сказал:

— Братья, случилась беда. Сестра наша в опасности.

Как горная буря — через шиповник, по каменным тропам, не разбирая дороги, неслись они к долине, где кричала в руках жестокого Геги девушка Рица.

И, услышав топот их коней, кинулся Юпшара на помощь брату, чтоб посадить Рицу в седло.

А горы уже тряслись от топота скакунов, и деревья клонились к земле от ветра, — юноши летели к своей сестре Рице.

Обернувшись, Гега увидел братьев. Бежать с девчонкой было поздно!

Заскрипев зубами, Гега высоко поднял Рицу и кинул ее в холодные воды Лашипсе. — «Пусть никому не достанется!».

Потом вскочил на коня и ударил его шпорами. Вслед за ним взлетел в седло Юпшара.

Но запели в воздухе три стрелы, выпущенные из трех луков, и на полном скаку вылетели разбойники из седел, ударились о землю и в тот же миг превратились в злые кипучие реки.

Пришпорили юноши коней и кинулись в долину. Увидели: нет долины и нет Лашипсе, а разлилось вместо них изумрудно-зеленое бездонное озеро. Это их Рица, не стерпев позора, стала озером.

И тогда окаменели они от горя, застыли горами, подняв к синему небу Кавказа гордые головы.

Так и стоят до сих пор Агепста, Ацетук и Пшегишха, охраняя Рицу, и несется из озера, догоняя Гегу, Юпшара...

Старик замолчал, отер со лба пот и, жадно затянувшись из трубки, стал задумчиво смотреть на костер.

Я тихонько взглянул на Витьку и заметил, что глаза у него стали красные и все тело напружено, как лук с натянутой тетивой.

— Тебе не холодно, Витя?

— Ну да — озяб, — сказал он, поеживаясь, хотя в другое время такой вопрос мог его обидеть.

Уже засыпая, я слышал, как Витька ворочался на зеленом ложе, чуть-чуть вздыхал, думая о чем-то своем. Но мне казалось, что я понимаю его.

Неожиданно он приподнялся на локтях и шепотом спросил старика:

— А почему, дедушка Аргун, не всегда замерзает Рица зимой?