Весь Валентин Пикуль в одном томе

Хороший матрос — это автомат, воедино сливший свои мышцы с мускулами машин, будь то турбина или орудие. В сраженье ему некогда, и этим все сказано. С первым же выстрелом нервы и сердце остаются в описаниях анатомических атласов: нет у матроса нервов, он уже не слышит, как стучит его безумное сердце.

Эсминцы — разгоряченные кони! — толкали своей грудью воздух, уплотненный от скорости. Штурмана — начеку: слева банка, справа веха красная, по зюйду торчит мачта погибшего корабля.

Время: 14.14… Носовые плутонги приведены в действие. Лязг орудийных замков, угар сгоревших порохов, взвизги звонков, четкие удары прибойников, досылающих снаряды до места.

— Ревун! Залп…

Немца погнали. Всем некогда, и реакция краткая:

— Мачту свалили!

— Задымил, гад!

— Есть, порхнуло огнем…

Время: 14.20… На XIII дивизионе за шесть минут боя все уже стали глухими от частоты выстрелов и орали:

— Подавай! Лоток… замок… ревун… залп!

Снаряды врага давали всплески воды, окрашенной сверху желто-зеленым цветом сгоревших лиддитов и кордитов. Узкое поле битвы не позволяло эсминцам разгуляться как следует, и Клавочка Шевелев махнул рукой в сторону кораблей поддержки:

— Они будут только мешать нам… возможны столкновения… пусть отвернут и прикрывают нас потом — на отходе!

«Грозящий», «Капитан Изылметьев» и «Страшный» исполнительно отвернули. Этого, казалось, немцы только и ждали. На пересечку XIII дивизиону разом выскочили сразу восемь первоклассных эскадренных миноносцев типа «V».

— К повороту, — скомандовал Шевелев. Под огнем противника «Изяслав», «Автроил» и «Гавриил», словно гарцуя в манеже, блестяще завершили идеальное маневрирование. На легком аллюре скачки XIII дивизион Клавочки лег на 8 румбов в развороте «все вдруг» и показал противнику свои мощные кормовые плутонги. Стремительная отработка автоматов ПУАО и данные к стрельбе уже несутся по проводам к орудиям. Жужжащие и квакающие датчики показывают старшинам орудий, как надо действовать.

— Третье… готово!

— Четвертое… готово!

— Пятое… готово!

— Товсь, — слышится с мостиков.

Старшины орудий вырывают из ушей пуговицы:

— К едреней фене! Все равно оглохли…

Восемь узких, зализанных назад теней настигают их. С кормы видны форштевни противника, которые, как топоры, секут волны.

* * *

Удар пронизал флагманский «Изяслав» от самого днища. Первая мысль — попадание! Но нет: это задели винтами грунт. На мостике флагмана беспокойство и суетня офицеров.

— Задели здорово. Кажется, погнули гребные валы…

Эсминец стало бить от движения винта. В жестокой вибрации ходуном плясала стальная палуба. Ерзали в рамах прицелы пушек. Орудийных старшин дубасило в креслах так, что у них щелкали зубы.

— Огонь!

Локти офицеров прыгали, окуляры биноклей били их в глаза. Невозможно рассмотреть, что творится по корме, за массами горячего воздуха, свирепо раздуваемого из труб. Уши опытных командиров устроены так же, как уши дирижеров. В стоголосой панике хаотических звуков они безошибочно угадывают пропущенное соло одинокой скрипочки… Шевелев недовольно покосился на старшего артиллериста «Изяслава» — лейтенанта Петрова.

— Третье орудие… молчит? — спросил у него Шевелев.

— Молчит, язва! — согласился Петров и полез к трапу…

Немцы врезали уже два снаряда под мостик «Автроила», а третий лопнул в его нефтяных ямах. Охваченный дымом, страдая от сильной контузии, «Автроил» не покинул строя. Кормовые плутонги эсминца работали на славу: два головных корабля противника уже отворачивали назад, беспомощно выстилая по морю затухающие шлейфы от работы винтов, — из игры их выбили!

А на «Изяславе» молчит третье орудие. Молчит.

Разинутый зев пушки уже проглотил снаряд, готовый сорваться в полете. Дело за малым: вложить тарный патрон, который даст снаряду пинка под зад, чтобы тот метнулся в противника.

— Подавай унитар, холера! — рычит старшина.

Унитар не подан. Досылающий матрос нежно прижал его к груди. В полном обалдении, раскрыв рот, он глядит, как скачут по волнам, легко их рассекая, острые топоры чужих форштевней…

— Подавай патрон, мать твою так! — кричит старшина, не выпуская из прицела один из этих форштевней противника.

Кричит спина. Кричит сердце. Кричат нервы.

Теперь уже все кричат досылающему:

— Давай патрон, лярва… чего расшеперился? Немца не видел?

Лейтенант Петров уже добежал до пушки. Он развернулся и треснул досылающего по зубам. Так дал ему, как в проклятые старые времена, будто для него и не было никакой революции… Хряск!

Досылающий сразу подал патрон. Замок задернулся. Смачно щелкнула его жирная, в тавоте и смазке, челюсть. Пропел ревун: му-му. И снаряд пошел сверлить мутное пространство Кассарского плеса.

Третье орудие (что и требовалось доказать) включилось в общую симфонию боя. На мостике «Изяслава» начдив Шевелев, как опытный дирижер, отметил на слух, что в оркестре снова порядок.

— Третье заработало, — сказал он, довольный…