Весь в отца

— Айда назад, — скомандовал Миша Хромов. — Есть дело, ребята! Все назад, в школу!

— Да что такое? — недоумевали ребята. — Домой надо… А то совсем заметёт!

— Есть дело… спешное, — настаивал Миша.

Когда все вошли обратно в прихожую, он объяснил:

— Вот какое дело: сегодня приезжает новая учительница, так? Дядя Иван выехал на станцию встречать… А на дворе — видели что? Буран страшной силы! Понятно? Ну как заметёт все пути-дорожки. Заплутаешь. Пропадёшь в сугробах.

Он помолчал, прислушиваясь к вою пурги. Она носилась по крыше, громыхая железом, жестоко рвала двери, билась и стонала под козырьком крыльца, глухо звякала по окнам.

— У кого есть лыжи? — спросил Миша. — Поднимите руки!

Оказалось, что только у троих нет своих лыж.

— А зачем лыжи-то? — раздались голоса.

— Сейчас скажу. Потерпите!

— Можно у девчонок взять, — заметил, деловито шмыгая носом, один из тех, кто не поднял руки. — Вон у Феньки есть… московские. Мать привезла.

— У Фе-е-еньки!.. Моско-о-о-овские! — передразнила толстушка.

Она протискалась вперёд и, подтолкнув Мишу Хромова, сказала:

— Говори, Мишка, чего надумал!

Ребята зашумели:

— Говори давай! Пора по избам!

Хромов похлопал в ладоши:

— Тише! Я скажу… Только не галдите, как вороньё перед ненастьем…

Иван Степанович едва поспел к приходу поезда. Дорогу замело так, словно её и не было вовсе. Ветер попритих, но снег валил не переставая.

Поезд пришёл завьюженный. На буферах и подножках, между тамбурами — всюду нависли комья снега.

Приезжими оказались два железнодорожника и маленькая стройная девушка в тёмном пальто с барашковым воротником, такой же шапочке и в суконных ботиках, казавшихся совсем детскими.

Ей кто-то помог выгрузить из вагона вещи. Она торопливо поблагодарила. Поезд свистнул и ушёл. Пассажирка оглянулась по сторонам.

Станционный фонарь осветил совсем юное девичье лицо, раскрасневшееся в тепле вагона.

Иван Степанович даже усомнился: «Она ли?» Но всё же поспешил к платформе.

— Не учительница ли будете, Марья Александровна? — спросил он неуверенно.

— Я самая, — ответила девушка. — Здравствуйте! Вы из колхоза «Новый путь»?

— Точно так. Встречаем вас… С благополучным приездом, стало быть!»

— Спасибо! — улыбнулась девушка и, здороваясь, стянула с руки двойную шерстяную рукавичку. — Как вас зовут?

Иван Степанович назвался. Упомянул и свою колхозную должность, только сказал о себе по старой армейской привычке, что не конюх, а «ездовой». Затем осторожно тряхнул маленькую руку приезжей, не ощутив в этой руке никакой крепости и силы, и подумал: «Девчонка, ну и впрямь! Форменная девчонка! Вот так учительша!» Однако нести чемоданы ей не позволил:

— Не положено, Марья Александровна! Потому вы сейчас есть гостья, а я ваш провожатый. Сумочку берите — это ладно!

Лошадь была привязана к одной из досок заколоченного крест-накрест ларька с надписью «Воды» и с хрустом жевала сено.

Иван Степанович выбросил из саней верхний слой запорошённого снегом сена, сбил всё в пышную кучу и потребовал, чтобы Марья Александровна надела на себя собачью доху. Потом помог ей удобнее усесться и набросил на ноги полушубок.

— Так не застынете. Ехать недалече, да нынче дороги нет. Завалило всё. Может, где и помаемся в сугробе. А ежели выверну, тоже не взыщите!

— Ничего, Иван Степаныч, действуйте смело, — засмеялась девушка.

— Есть действовать!

Иван Степанович причмокнул губами и дёрнул вожжи.

Ехали в глубоком снегу. Он валил теперь в безветрии сплошной отвесной стеной. Иногда полозья теряли опору и сползали в сторону, бороздя какой-нибудь сугроб. Иван Степанович досадливо дёргал вожжи, ругал себя старым дурнем и привставал в санях, стараясь по едва видимым приметам угадать дорожную колею.

Мария Александровна полулежала, прикрыв лицо от снега воротником дохи, расспрашивала о школе и ребятах.

— Школа ничего, — отвечал Иван Степанович. — А вот ребята больно озорные. Спаси и помилуй! Особливо мальцы… Тяжко вам будет с ними по молодости.

— Молодость не помеха, Иван Степанович!

— Так-то оно так, — уклончиво заметил он.

— А ждут они меня? — спросила Мария Александровна.

— Как не ждать?.. Ждут! Да только вы не надейтесь на радости. Говорю вам — архаровцы, шельмецы. Народ хоть и маленький, да шибко боевой. Есть, конечно, которые сознательные… Однако мало!

Мария Александровна тихонько вздохнула:

— Ничего, Иван Степанович, поладим.

— Поладишь с ними… Э-э-эх! — вдруг неистово крикнул он. — Куда гнёшь, бесстыжий! Ослеп! Вот я тебя!

Он взмахнул кнутом и спрыгнул с накренившихся саней.

Лошадь стояла по брюхо в сугробе.

Иван Степанович, придерживаясь рукой за оглобли, пробирался вперёд, увязая в снегу.

— Ишь куда тебя занесло, балбесина.

— Я помогу! — крикнула Мария Александровна, освобождаясь от тяжёлой дохи.

— Но, но! Сидите! Не вылазьте! Глыбко тут. Снег чуть не по макушку.

Он взял лошадь под уздцы и оглянулся. Кругом было черным-черно.

— Мать честная, с дороги сбился… — сплюнул он с досады, негодуя на себя, на тьму кромешную и снег, на ветер, который вновь поднимался, вороша снежные холмы.

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя… —