Весь в отца

Мы купили целую бутылку густого холодного подсолнечного масла. Гриша, весь красный от хлопот и возбуждения, вручил эту бутылку девочке. Она взяла бутылку так, что у меня замерло сердце. Я думал, что она опять её уронит. Она не смотрела на бутылку — она смотрела на Гришу, как на волшебника. Мальчик тоже смотрел широко раскрытыми заплаканными глазами. Они оба смотрели. Потом, шмыгнув носами, начали улыбаться, всё шире и шире — в таком радостном изумлении, словно этим ребятам неожиданно вручили новогодние подарки.

— Держи крепче, не разбей! — сказал Гриша девочке.

Она едва шевельнула губами и совсем тихо, еле слышно, спросила:

— А что сказать маме?

— Маме надо сказать правду! — сказал Гриша подчёркнуто строго, и мы вышли из магазина.

В дверях я оглянулся. Ребята всё ещё стояли, глядя нам вслед, будто к месту приросли.

Молча мы с Гришей дошли до бульвара против нашей школы. Я сел на скамейку и стал вертеть в руках упавшую с дерева ветку.

— Может, пойдём ко мне? — сказал Гриша нерешительно. — Концерт, наверно, будут транслировать по радио. Включим приёмник. Не так плохо, а?

Я не ответил. Мне не хотелось говорить. Я был очень зол. Я жалел, что впутался в эту историю. В конце концов, какое мне дело до чужих, посторонних ребят.

Но поправить уже ничего нельзя было… Что же, идти домой и снова сказать папе: «Дай мне ещё денег, потому что я купил бутылку подсолнечного масла двум растяпам, которые шмякнули свою бутылку об асфальт?» — «Э-э-э! — скажет папа. — Хватит! Когда слишком много подробностей, — всем ясно, что это плохо придумано. История с подсолнечным маслом просто не остроумна!»

Вот что он скажет. Я же знаю папу!

Поэтому ничего не оставалось делать, как сидеть на бульваре и молчать.

Туманов постоял около меня, переминаясь с ноги на ногу и болтая руками в карманах. У него в голове сидела одна мысль, и он не знал, с какого конца приступить к её изложению. Я понял, что это была за мысль! Он хотел сказать, что завтра отдаст мне мои деньги. Но он не решился! Нет! Он знал, что это может меня очень обидеть. Гриша Туманов — умный парень!

Мы расстались. И я два часа просидел на бульваре, переживая своё огорчение, сердясь на двух малышей, на себя и больше всего на Гришу, хотя я понимал, что нет никаких оснований винить друга. Он был по-пионерски отзывчив и великодушен. Обо мне этого, к сожалению, сказать нельзя.

Розовый куст

Прежде чем начать рассказ о забавном случае, который произошёл со мной и Гришей Тумановым, я должен сделать маленькое предисловие. Вот какое. В каждом деле большое значение имеет мелочь. Если на неё не обратить внимания, — она может погубить всё дело.

Это я не сам придумал, ребята! Мне постоянно твердили об этом и в школе и дома. Но вы же знаете: многое из того, что говорят нам взрослые, мы пропускаем мимо ушей. Ладно, дескать, довольно учить, мы не маленькие, сами с усами!

А между прочим, из-за усов то всё и произошло. Но подождите, я уж расскажу с самого начала.

Драмкружок нашей школы подготовил к весенним каникулам спектакль — пьесу из жизни ребят в оздоровительном санатории. Было занято пять мальчиков и две девочки — дочка учителя русского языка Ивана Никанорыча и моя сестрёнка Светлана. Тогда ведь ещё не было совместного обучения, и нам часто приходилось обходиться вообще без девочек. Мы сами играли и мужские и женские роли. Но смотреть на это было невыносимо смешно. Выйдет, скажем, на сцену в шёлковом платье до колен, с бантами в косах староста нашего класса Боря Клементьев, да как рявкнет басом:

— Мамочка, а мамочка, где моя скакалочка?!

Ну, в зале, конечно, хохот. Никто и пьесу не слушает. Мы решили устранить этот недостаток и сделали так, чтобы в новом спектакле у нас всё было по-настоящему: девочки это девочки, а мальчики — мальчики.

Мой друг, Гриша Туманов, тоже играл. У него была роль главного врача санатория. Гришин румянец спрятали под бледно-жёлтой краской грима, морщинки на лице нарисовали, надели парик, а под носом приклеили два пушистых седоватых уса. И стал наш Гриша совсем неузнаваем.

Я в спектаклях никогда не играю. Мне поручают другое важное дело — быть помощником режиссёра: выпускать на сцену действующих лиц, смотреть, чтобы все нужные на сцене вещи были собраны, менять декорации, занавес открывать и закрывать. Дел у меня много!

Так вот, первая картина спектакля прошла у нас с огромным успехом. Начали мы играть вторую картину. А там есть такая сцена: двое ребят подрались, но, увидев главного врача, бросились в разные стороны. Они, значит, удирают, а он кричит им вдогонку: «Безобразие! Безобразие! Завтра же обоих выпишу из санатория!»

Действие происходит в санаторном парке. По бокам сцены кустики розовые стоят. Ну, конечно, сами понимаете, ребята, что это фанера разрисованная. Но очень удачно! Постарались наши школьные художники! Розы на кустах — словно живые. А за этими кустами лампочки электрические спрятаны. Они горят, и получается, будто кустики вечерним солнцем освещены. Очень красиво!