Весь Шерлок Холмс

По дороге Дреббер зашел в одну, потом в другую пивную, в последней он провел с полчаса, а вышел сильно навеселе и заметно шатался. Прямо передо мной стояла пролетка, он сел в нее, а я поехал следом так близко, что моя лошадь почти касалась носом ее запяток. Громыхая по булыжникам, мы пересекли мост Ватерлоо и несколько миль тряслись по улицам, пока, к моему изумлению, не очутились у того самого дома, где еще недавно квартировали мои недруги. Я представить себе не мог, зачем понадобилось Дребберу туда возвращаться, но, остановившись неподалеку, увидел, что он вошел именно в этот дом. Дайте мне, пожалуйста, попить, – попросил Хоуп. – У меня в горле пересохло. – Я налил ему стакан воды, и он залпом осушил его. – Теперь лучше, – сказал он. – Так вот, я ждал с четверть часа, может, чуть больше, когда в доме вдруг послышался шум – будто там происходила драка. В следующий момент дверь распахнулась, и появились двое мужчин: одним из них был Дреббер, другого, молодого, я никогда прежде не видел. Этот парень держал Дреббера за шкирку и, когда они подошли к краю ступенек, дал ему такого пинка, что тот отлетел чуть ли не к противоположному тротуару. «Эй ты, пес! – закричал парень, потрясая палкой. – Я тебе покажу, как оскорблять благородную девушку!» Он был в таком бешенстве, что непременно огрел бы Дреббера своей дубиной, если бы тот, как поджавшая хвост дворняжка, не бросился бежать со всех ног. Добежав до угла, он заметил мой кеб, помахал мне и, когда я подъехал, вскочил в кабину. «В гостиницу «Холидей»!» – скомандовал Дреббер.

Теперь, когда мерзавец оказался в моем собственном кебе, сердце у меня так забилось от радости, что я испугался, как бы оно не разорвалось раньше времени. Я медленно поехал вперед, мысленно взвешивая, как лучше поступить. Можно было, конечно, вывезти его за город и в каком-нибудь безлюдном месте поговорить с ним напоследок «по душам». Я почти уже решил так и сделать, но тут он сам подсказал мне другой выход. Дреббера снова обуяла жажда, поэтому он велел мне остановиться у пивного бара и ждать его. Из бара он вышел перед самым закрытием настолько пьяным, что я понял: он – мой.

Не думайте, что я собирался хладнокровно прикончить его, хотя, поступи я так, это было бы только справедливо. Но не этого я хотел. Я давно уже решил дать ему шанс поиграть со смертью и, возможно, выиграть. Скитаясь по Америке, я чем только не занимался и как-то служил сторожем и уборщиком в лаборатории Йорк-колледжа. Однажды профессор читал там лекцию о ядах и продемонстрировал студентам некий алкалоид, как он назвал его, выделенный им из яда, которым южноамериканские индейцы пропитывали наконечники своих стрел. Этот алкалоид, по словам профессора, настолько ядовит, что один гран его вызывает мгновенную смерть. Я заметил склянку, в которой хранилась отрава, и, когда все ушли, немного отсыпал из нее. Я был неплохим провизором, поэтому приготовил растворимые в воде пилюли, добавил к ним алкалоид и поместил их в одну коробочку, а в другую положил неотличимые на вид, но безвредные пилюли. Я решил, что, когда придет мой час, заставлю обоих джентльменов вытащить одну из двух пилюль – на их выбор, – а сам приму оставшуюся. Это будет такая же смертельная, но куда менее шумная дуэль, чем стрельба из пистолета через носовой платок. С тех пор я всегда держал эти коробочки при себе, и вот представился случай воспользоваться ими.

Время приближалось к часу ночи, промозглой и темной, дул резкий ветер, дождь лил как из ведра. Несмотря на отвратительную погоду, очутившись в доме, я испытал радостный подъем – готов был кричать от ликования. Если кто-то из вас, джентльмены, когда-либо был одержим одной целью, преследовал ее двадцать долгих лет и вдруг оказался в двух шагах от ее осуществления, вы поймете, что со мной происходило. Я закурил сигару, чтобы немного успокоиться, но руки у меня дрожали, и кровь громко пульсировала в висках. Пока я ехал туда, из темноты на меня будто бы смотрели и улыбались старик Джон Феррье и милая моя Люси, я видел их так же ясно, как вижу сейчас вас. Всю дорогу до Брикстон-роуд их дорогие лица оставались со мной – одно справа, другое слева от лошадиной головы.

На улице не было ни души, нигде не слышалось ни звука – только дробь дождевых капель. Заглянув в кабину, я увидел, что Дреббер забылся пьяным сном, уткнувшись головой в колени. Я растолкал его и сказал:

– Приехали, пора выходить.

– Сейчас, парень, – ответил он.

Наверное, Дреббер думал, что я привез его туда, куда он велел, – в гостиницу. Поэтому, не сказав больше ни слова, он вылез и потащился за мной через палисад. Мне пришлось поддерживать его: он все еще качался. Когда мы подошли к двери, я отпер ее и завел Дреббера в переднюю. Вы не поверите, но все это время несчастные отец и дочь шли впереди нас.

– Какая адская темень, – проворчал Дреббер, переступая с ноги на ногу.