Читаем Весь Шерлок Холмс полностью

Холмс вынул из кармашка часы и стал следить за временем, но, по мере того как минута проходила за минутой, а результата все не было, выражение лица у него становилось все более огорченным и разочарованным. Закусив губу и нервно барабаня пальцами по столу, Холмс всем своим видом демонстрировал крайнее нетерпение. Он так волновался, что мне стало искренне жаль его. Сыщики насмешливо улыбались, несомненно, радуясь его неудаче.

– Совпадение исключено, – не выдержал наконец Холмс и, вскочив, начал широкими шагами расхаживать взад и вперед по комнате. – Нет, таких совпадений не бывает. Пилюли, существование которых я заподозрил еще после смерти Дреббера, действительно найдены на месте убийства Стэнджерсона. Однако они не действуют. Что бы это значило? Ход моих умозаключений не мог быть неверным. Это просто невероятно! Тем не менее несчастный пес все еще жив. Бог мой, так вот в чем дело! Я все понял! – С этим радостным возгласом Холмс бросился к коробочке, разрезал вторую пилюлю, растворил ее, добавил молока и подвинул блюдце под нос терьеру. Не успело несчастное создание лизнуть эту новую смесь, как по всем его четырем конечностям пробежала конвульсия и пес, вытянувшись, замер неподвижно, словно пораженный молнией.

Шерлок Холмс с облегчением сделал длинный выдох и утер пот со лба.

– Мне надо больше доверять самому себе, – сказал он. – Пора бы уже усвоить: если факт на первый взгляд противоречит всей последовательности умозаключений, это означает лишь то, что он имеет какое-то иное толкование. Из двух пилюль, находившихся в коробочке, одна представляет собой смертельный яд, другая же – абсолютно безвредна. Мне следовало догадаться об этом еще до того, как я увидел их.

Последнее замечание показалось мне настолько безосновательным, что я усомнился, в здравом ли Холмс уме. Но перед нами лежала мертвая собака, и это доказывало, что догадка моего компаньона верна. Мало-помалу туман в моей голове начал рассеиваться и забрезжило смутное понимание ситуации.

– Все это может удивить вас, – продолжал между тем Холмс, – поскольку в самом начале расследования вы недооценили важность единственного обстоятельства, которое давало реальный ключ к разгадке. Мне же посчастливилось ухватиться за него, и все, что происходило дальше, лишь подтверждало мое изначальное предположение и логически вытекало из него. Вот почему то, что обескураживало вас и, как казалось, смешивало все карты, для меня все больше проясняло дело и подтверждало мои выводы. Серьезная ошибка – путать странность с тайной. Самое обычное преступление зачастую представляется самым таинственным, потому что ему не сопутствуют ни новые, ни особые обстоятельства, способные дать пищу для размышлений и умозаключений. Это убийство было бы неизмеримо труднее раскрыть, если бы тело жертвы нашли на дороге, и картина лишилась бы того утрированного и сенсационного антуража, который делает его столь примечательным. Все эти странные детали отнюдь не усложняют расследование, напротив, упрощают его.

Мистер Грегсон, дожидавшийся окончания этой тирады с нескрываемым нетерпением, наконец не выдержал:

– Послушайте, мистер Шерлок Холмс, мы все готовы признать, что вы очень сообразительны и разработали собственный уникальный метод расследования. Но сейчас хотелось бы чего-то большего, чем абстрактные теории и поучения. Речь идет о том, чтобы схватить убийцу. Я шел своим путем и, судя по всему, ошибся. Молодой Шарпентье не может быть причастен ко второму убийству. Лестрейд преследовал своего предполагаемого преступника, Стэнджерсона, и скорее всего тоже ошибался. Вы же только сыплете намеками и даете понять, что знаете гораздо больше нашего. По-моему, мы уже имеем право спросить прямо: что вам известно об этом деле? Вы можете назвать имя убийцы?

– Вполне согласен с Грегсоном, сэр, – подхватил Лестрейд. – Каждый из нас предпринял свою попытку, и мы оба потерпели неудачу. Вы не раз с момента моего прихода повторили, что располагаете всеми необходимыми уликами. Думаю, вам не следует больше скрывать их от нас.

– Если медлить с арестом убийцы, – присоединился я к ним, – он может совершить еще какое-нибудь злодеяние.

Под нашим дружным напором Холмс, похоже, заколебался. Опустив голову и нахмурив брови, как делал всегда, когда что-то обдумывал, он продолжал мерить шагами комнату.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шерлок Холмс

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века