Весь Роберт Хайнлайн в одном томе

Я ненавидел его за то, что он погубил мою будущую карьеру в ДЕВКАх, но по-настоящему возненавидел, когда провалилась моя попытка завербоваться в космические войска. Меня признали непригодным к любой воинской службе, едва взглянув на живот. Офицер-медик осмотрел меня из чистого любопытства — он уже слышал про мой случай.

Поэтому я сменил имя и приехал в Нью-Йорк. Перебивался, торгуя с уличной жаровни, потом взял напрокат машинку и подал объявление о том, что перепечатываю рукописи и документы. Смех, да и только! За четыре месяца мне заказали перепечатать четыре письма и одну рукопись. Рукопись предназначалась в журнал «Настоящие жизненные истории» и не стоила бумаги, которую на нее потратили, но ведь козел, что ее сочинил, продал ее в журнал! У меня возникла идея, я купил пачку журналов, где печатают такие «признания», и изучил их от корки до корки. Теперь ты знаешь, откуда в моих историях про матерей-одиночек такое понимание женского взгляда на мир… хотя одну-единственную версию я им так и не продал — свою собственную, настоящую. Так что, выиграл я бутылку?

Я подтолкнул бутылку к нему. После его рассказа у меня на душе тоже кошки скребли, но дело есть дело, и за меня его никто не сделает.

— Сынок, — спросил я, — ты все еще хочешь ухватить за шиворот того сукиного сына?

Его глаза вспыхнули — холодным, жестоким блеском.

— Эй, полегче! — предупредил я. — Ты ведь его не убьешь?

— Дай попробовать — узнаешь, — зловеще усмехнулся он.

— Успокойся. Я о нем знаю больше, чем ты можешь вообразить. И могу тебе помочь. Я знаю, где он. Его рука метнулась через стойку;

— Где он?

— Отпусти мою рубашку, сынок, — тихо посоветовал я, — или тебя найдут в переулке, а фараонам мы скажем, что ты перебрал и отрубился. — Я показал ему дубинку.

Он выпустил рубашку и посмотрел на меня.

— Извини, но где он? И откуда ты так много знаешь?

— Потерпи, всему свое время. Остались разные архивные записи — в больнице, в приюте, медицинские. Матрону в твоем приюте звали миссис Феверэдж — верно? Потом ее сменила миссис Грюнштейн — правильно? А когда ты был девочкой, тебя звали Джейн — так? И ничего из этого ты мне не говорил — правильно?

Он смутился и слегка испугался.

— Что-то не пойму. Неужто ты собрался решать мои проблемы за меня?

— Не совсем. Просто ты мне по душе, парень. И того типа могу подать тебе на блюдечке. Можешь сделать с ним все, что сочтешь нужным — а я гарантирую, что тебе за это ничего не будет. Но убивать его и думать не смей. Для этого нужно быть психом — а ведь ты не псих. Вернее, не совсем еще псих.

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Слушай, кончай треп. Где он? Я плеснул немного в его стакан. Он был пьян, но злость начала пересиливать спиртное.

— Не гони лошадей, Я сделаю кое-что для тебя — а ты для меня.

— Э-э… а что?

— Ты не любишь свою работу. А что ты скажешь насчет высокого жалованья, постоянной должности, неограниченного счета на служебные расходы, полной самостоятельности и целого мешка приключений?

Он выпучил глаза.

— Знаешь, что я скажу? Не вешай мне лапшу на уши!

Сливай воду, Папуля, — такой работенки не бывает.

— Ладно, сделаем иначе: я вручаю его тебе тепленьким, ты с ним рассчитываешься, потом пробуешь мою работу. И если окажется, что я наобещал тебе лишку… что ж, удерживать не стану.

Он покачнулся — последний стакан довел его до кондиции.

— К-к-гда ты его мне д-д-ставишь? — выдавил он.

— Если согласен, то прямо сейчас!

— По рукам! — сказал он, протягивая ладонь. Я кивнул своему помощнику, чтобы приглядывал за обоими концами стойки, отметил время — ровно 23.00 — и уже присел, чтобы нырнуть в дверку под стойкой, но тут музыкальный автомат рявкнул «Я свой собственный дедуля!» Техникам было приказано зарядить его американской попсой и классикой, потому что я на дух не выношу «музыку» семидесятых годов, но я и не знал, что в автомате имелась и эта запись.

— Вырубите музыку! — крикнул я. — А клиенту верните деньги. Я в кладовую, сейчас вернусь, — добавил я и отправился туда. Мать-одиночка шел следом.

Кладовая находилась в конце коридорчика напротив туалета — стальная дверь, ключ к которой имели только я и дневной управляющий, а внутри еще одна дверь, открыть которую мог только я. Мы вошли.

Он обвел помутневшими глазами глухие стены.

— Г-где он?

— Сейчас, — отозвался я, открывая саквояж, — единственный предмет, находившийся в комнатке. То был координатный трансформер в полевом исполнении, выпущен в 1992 году, вторая модель. Прелесть приборчик — ни одной движущейся детальки, весит полностью заряженный всего двадцать три килограмма, и замаскирован под саквояж. Я уже провел днем точную настройку, и теперь мне осталось лишь вытряхнуть металлическую сетку, ограничивающую поле трансформации.

— Это что т-т-кое? — встревоженно спросил он.

— Машина времени, — ответил я и набросил на нас сеть.