Вертолёт, 2005 № 03

… После этого, бывая (хоть и нечасто) в Москве в районе аэропорта Шереметьевой, я видел этот вертолет. Последний раз это было летом 1995: из окна автобуса я снова увидел Ми-8 бортовой номер 22190 и поздоровался с ним, как со старым знакомым.

Командир экипажа вертолета Ми-6 Н.И. Плавунов

Самая короткая транспортировка

Органически не переношу официальные праздники. Народом овладевает какой-то массовый психоз, и люди забывают о деле, которое нужно делать, несмотря на «красный» день календаря. Кроме того, праздники как будто притягивают к себе разнообразные ЧП.

Прошел очередной октябрьский праздник 1988 года, и ничего, никакого ЧП! Пронесло! Но не тут-то было. Новость пришла из Вуктыла в 10 часов 9 ноября. Сообщали, что при взлете отказали два двигателя на вертолете Ми-8 бортовой номер 22345. Машина благополучно приземлилась на аэродроме, все ждут приезда комиссии для разбирательства. Надо быть очень наивным человеком, чтобы принять эту информацию за чистую монету: наверняка вертолет сидит где-нибудь в лесу или болоте, в снегу по самое днище фюзеляжа.

Так оно и оказалось. На взлете из двигателей вертолета внезапно повалил белый пар, он и сел. В данном случае между «сел» и «упал» разницы мало. Машина успела только перевалить аэродромный забор, после чего «пристроилась» в снегу глубиной до одного метра среди пней и лесного бурелома.

Вертолеты бывают порой умней людей и, как все двигающееся и летающее, тоже хотят жить. Вот и этот сам себя спас. То, что очевидцы приняли за облако пара, таковым и было. Только пар был керосиновый. Двигатели выключились, и топливо, поступающее в накаленные камеры сгорания, испарилось. Ломать голову, почему они выключились, не приходилось: машину перед полетом не очистили от снега. Это я увидел сразу, как только попал на аэродром в Вуктыле.

Осматриваю сверху крышку люка. На половине его сохранился толстый слой обледенелого снега, вторая половина — чистая. На взлете от вибрации обледеневший снег залетел в двигатели и выключил их. Вертолет от места взлета до места падения пролетел всего 50 метров. Иду к метеорологам, затем в диспетчерскую. На месте узнаю, что за двое последних суток температура упала с минус 3° при снегопаде до минус 21. Техник, который должен был готовить вертолет к полету, прибыл в аэропорт в 9 часов 9 минут, а в 9 часов 40 минут вертолет уже «сидел» за забором. За это время можно только расписать карту-наряд и снять заглушки с двигателей. Хорошо, что их еще догадались снять. Словом, чистой воды разгильдяйство. То, что произошло с вертолетом, — результат все того же человеческого фактора, как любят писать в отчетах. Звоню главному инженеру управления Сергею Сергеевичу Еремину. Докладываю правду, но не до конца. Все валю на обилие свежевыпавшего за эти дни снега. Дескать, движки «глотнули» его больше нормы и захлебнулись. О неочищенной машине ни слова.

— Можно ли отбуксировать?

— Можно, если построить зимник, то есть ледовую дорогу.

— Дело долгое.

— Можно транспортировать вертолетом Ми-10.

— Это на расстояние 50 метров?

— А что делать?

— Жди до завтра, пришлем вертолет.

На следующий день, 10 ноября, мороз уже за 30°. Спотыкаясь о пни и утопая в снегу, вручную снимаем лопасти с вертолета. Тащить их на себе даже 50 метров дело не из приятных. От людей валит пар. Прилетел Ми-10К под командованием летчика Сергея Флягина. «Восьмерку» подцепили, и еще через пару минут самая короткая в моей жизни спасательная операция была закончена: Ми-8 стоял на бетоне.

И снова октябрьские праздники, теперь уже 1997 года. И снова ЧП: при удалении обледенения на вертолете Ми-2 вывели из строя хвостовой винт. Техник дал подогревателю повышенную температуру, обшивка на лопасти отклеилась и пошла волнами. Самое интересное, что это был тот же самый техник, что и десять лет назад в Вуктыле. По всей видимости, в ноябре 1988 года я его немного «переучил».

Дома

Я живу в Ухте больше 30 лет, знаю ее как свои пять пальцев. Но все же, каждый раз приезжая из командировки, ищу глазами какие-то изменения. Особенно если командировка заграничная, да еще такая экзотическая, как на Мальдивы. Хотя три месяца — срок небольшой, что может измениться?

Ага, вот новая вывеска, вот лежачие полицейские на проспекте Ленина, новый ресторан.

В подъезде родного дома все по-прежнему — стекла кое-где на этажах выбиты, темно, лифт не работает. Ставлю дорожную сумку и жму кнопку звонка. За дверью радостно заливается мой двортерьер Тимоха: «С приездом, хозяин!».

Разбираю сумку и высыпаю на стол кучу ракушек.

— И это все, что ты заработал за три месяца? — спрашивает жена.

— Эти ракушки на островах ходят вместо денег. По тамошним меркам это целое состояние, — улыбаюсь я.

— Ну, Митин, погоди!

В голову приходят разные шальные мысли: «А может, устроить последний решающий субботник-воскресник и по всей границе ломами, топорами отколоть Россию от Евразии? И поплывем мы тогда, уносимые течением, в теплые моря, туда, где вместо денег — ракушки.

Первый на Дальнем Востоке