Вершины и пропасти

Как из кулька да в рогожку проходила жизнь. Всё, происходящее с ним, представлялось Льву Александровичу чем-то без смысла и без цели. Может быть, и есть какой-нибудь смысл, но неизвестный. Весь век жил, имея цели, и ставя их себе, и думая, будто бы для чего-то нужен на свете… Не мог себе представить иного конца как смерть на каком-то деле, на «своём посту»… И вот эти «дела» и «посты» исчезли, как мыльные пузыри… Курьёзно. Прежде даже воображал, будто что-то «сделал», написал… Оказывается, что это всё нуль, иллюзия, нечто ни на что не нужное и даже никому неизвестное… Конечно, таков же результат жизни сотен миллионов людей. Но разве к ним относил себя? Нет, к «избранным». Вот так и «избранность»! Весьма курьёзно столько лет прожить с такой странной иллюзией.

А сколько ещё пропадало людей зазря. Взять хотя бы Соковнину. Талантливая. Прекрасный человек, всей душой любит Россию, до мозга костей православная. Её повести и рассказы двадцать пять лет производили влияние, очищающее сердца. И вот – больная и старая – живёт на девятнадцать с половиной рублей в месяц, а работы нет, никто не берёт, такие не нужны. Обидно. Россия даёт десятки тысяч в год гаерам и шарлатанам печати, а порядочное обрекает на голодную смерть. Это участь лучших людей старой России. Горе побеждённым!

Живя попеременно то в Посаде, то в Москве, Тихомиров продолжал работать, изучал еврейский вопрос. Но не грела работа эта… Очень трудно работать не по требованию общества. Холодное непонимание, безразличие – страшно сковывает всякую энергию. Легко работать самую очевидную пустяковину, если люди вокруг желают её, требуют, возражают, интересуются, это затягивает, и чувствуешь себя в каком-то реальном созидании. Но когда работаешь один, работаешь то, потребности чего никто не чувствует и не сознаёт – это ужасно. И это положение – судьба!

Дела в России шли распутски скверно. Чем дальше, чем хуже. Весьма часто нет такого ума, кроме Божьего, который бы способен был решить, на чьей стороне высшая справедливость в международных спорах. Всякое же правительство должно в этих случаях помнить свой долг перед собственной нацией. Нации создают себе Верховную власть не для других, а для себя. Эта Верховная власть и ее государство, обязаны заботиться об интересах своей нации и о поддержании этих интересов в мире среди других народов. Отдавать же судьбу интересов своего народа в чужие руки, подчинять его решению чужих держав правительство не имеет права. Это идея не государственная, а вотчинная, чуждая сознанию обязанности перед нацией и государством. Но такое правительство не может долго существовать, так как сомкнувшаяся в государство нация не допустит столь произвольного распоряжения своими судьбами.

Умный человек, Столыпин, боялся сближения с Англией и старался не отталкивать Германию. Это ли не было проявлением здравого смысла? Но сближения пошли иным путём. И врезались безумно в распроклятую войну.

Было два умных человека: Александр Третий и Бисмарк. Бисмарк завещал – не воевать с Россией. Александр Третий завещал – не связываться ни с Германией, ни с Англией. И немцы, и русские забыли слова умных людей, и вот теперь пришло время расплачиваться за это.

Близкий друг Алексей Александрович Нейдгардт, приходившийся дядей жене Столыпина, признавался: «Россию ждёт какая-то страшная катастрофа, я её чувствую так ясно, что мне кажется, как будто она уже наступила». Такое же чувство угнетало душу Льва Александровича. Он всё более расходился с людьми. Многие умирали, с другими портились отношения. Вокруг образовывалась пустыня. Почти нет живых, почти все умерли, и… почти всё умерло, что любил, чем дорожил, чем жил. А сам – ни на что и никому не нужен! Редко можно встретить такого человека. А ведь не ленив, не без знаний, говорят, не дурак… И – ни к чему. Невольно роптал на покойника Петра Аркадьевича, что принудил запрячься в эти проклятые «Московские ведомости», и через это оставить службу. Вертел бы иначе какое-нибудь колесо общего механизма, и уж конечно, не хуже других, а главное – не стоял бы вне рядов общей службы России.

Война затягивалась, и всё новые и новые земли отходили к немцам. Тяжело было думать о положении Государя с такими тысячепудовыми тягостями на плечах. И жалко до боли этого мученика. Как правитель, как Царь – его авторитет исчез. В шестьсот двенадцатом году тяжкая война привела к воскресению Монархии; здесь, война должна была привести к падению Самодержавия. Эта перспектива была очевидна для Тихомирова уже на второй год войны. И ничто не обещало лучшего. Оставалось лишь сидеть и ждать гибели – России и своей…