Вернуться по следам

– Ай, оставьте, – врач махнул рукой, – все они одинаковые – большие, маленькие, какая разница? Адреналиновые наркоманы… Лишь бы носиться сломя голову… Я их брата столько повидал – у-у-у… Этот взгляд ни с каким другим не спутаешь. Ну сами на нее посмотрите – еле-еле душа в теле, вся в синяках, а туда же – готова сей же минут опять на лошадь взгромоздиться. Да другая бы девочка рыдмя рыдала, а эта сидит как Сцевола и зыркает злобно… А? Что молчишь? Не прав я?

– Так и есть, – медленно сказала я, глядя на него с любопытством и неожиданно пробудившейся симпатией. – Ну а сами-то вы? Другие дяди давно спят после работы, а вы тут сидите посреди ночи, лечите кого попало, это как называется?

Врач с минуту смотрел на меня молча, пристально, я видела, как в его глазах разгораются искорки смеха, и наконец смех вырвался наружу. Лысый (или усатый?) долго хохотал, качая головой и вытирая рукавом халата выступившие слезы.

– Ой, уела, – никак не мог успокоиться он, – уела так уела, мартышка… Видать, не все мозги еще отбила себе, а? Ох, ну ладно… Серьезно – пару дней ты можешь полежать спокойно или к батарее придется привязывать?

– Не могу, – с сожалением сказала я, дед на меня цыкнул, и я обратилась к нему: – Дедуль, со мной нормально все… Я целый день сегодня отсыпалась… после падения… А дома как лежать? Маму не обманешь, она же врач…

– Врач? Как зовут? – встрепенулся усатый (или лысый, черт подери?).

– Никак. – Я сразу оборвала веселье.

– А, ну да… От родной матери прячемся, как же, я забыл… Ну тогда по состоянию… Не переутомляйся, на лошадь не лезь, пару дней пешком походи – не сдохнешь. Будет тошнить или голова закружиться – сразу ложись. Ну? Под честное слово отпущу…

Я неохотно кивнула.

– Вот и ладненько, уносите свою ядовитую амброзию, Николай Романович, не смею больше вас задерживать.

Дед взял меня на руки, поблагодарил врача и неловко затоптался, не зная, что делать. Взятки давать он совсем не умел. Я обняла его за шею и сказала:

– Дай ты ему уже денег, дедушка, не стесняйся. Врачам все что-нибудь приносят, это так заведено, а дядя же с нами полночи провозился.

– Да… да… – запыхтел смущенно дед и полез за бумажником.

Врач снова рассмеялся, устало потер переносицу и сказал:

– Не стоит, Николай Романович, такой цирк да с доставкой на дом – я сам должен бы вам заплатить… Так что – не надо, всего хорошего. Обращайтесь, если что.

Дед с облегчением вздохнул, еще раз горячо поблагодарил врача и вышел, тихо прикрыв дверь.

Глава 15

Золотая справка из военного госпиталя дала мне пять дней полной свободы от школы. Дед, соучастник многих моих преступлений, прятал от мамы портфель, а я круглосуточно ошивалась на конюшне, напрочь забыв, понятно, о постельном режиме и прочих неприятных вещах, сказанных врачом. Голова не кружилась и не болела, только отшибленный бок давал о себе знать, еще долго радуя меня волшебной сменой цвета – от фиолетово-черного к желтовато-зеленому.

Тренировались мы теперь каждый день, и Лиля сбивалась с ног. Из-за сырой и слякотной погоды работать можно было только в крытом манеже, разные группы наползали друг на друга; кроме нас требовалось подготовить к первым соревнованиям младших ребят.

Ира как-то незаметно свалила на Лилю всю работу и почти не появлялась в манеже, предпочитая целыми днями сидеть с конюхами в теплой дежурке.

Не могу сказать, что я была огорчена ее отсутствием, но удивила Ира меня здорово – ведь вот же наступил ее звездный час, через пару месяцев она может заявить нас как свою группу на городских соревнованиях, так что же не покажет класс? Но потом я вдруг поняла, что именно это ее и пугает. Ира боится провала, все ее хвастовство ничего не стоит, она просто трусиха. Если мы выступим плохо, Ире нужен повод, чтобы сказать: «Это не я, это она виновата!» – и ябедливо указать на Лилю.

Надо заметить, я считала трусость наиотвратительнейшим человеческим пороком (и любимый мною Михаил Афанасьевич укрепил меня в этом заблуждении), может быть, еще и потому, что сама мало чего боялась. При встрече с Ирой я теперь все чаще опускала глаза – мне было за нее стыдно.

В Ире все было не мило, даже ее красота казалась тяжелой и вычурной, и мне не нравилось, как она ездит – все время орет на Аякса и дергает его, а еще называет коня норовистым! Да был бы он с норовом, от Иры давно бы уже мокрое место осталось. Единственное, что у Иры действительно хорошо получалось, – это кокетничать с конюхами. Теперь, забросив тренировки, она целыми днями сидела в дежурке, курила и пила чай, а конюхи пользовались любым предлогом, чтобы бросить работу и присоединиться к ней, чем ужасно злили Гешу – ему приходилось постоянно гонять их, уж не говоря о том, что курить в конюшне не дозволялось никому. Как-то раз Геша даже вылил на всю компанию ведро воды, но и это не помогло.

Иру он сразу невзлюбил – за то, что она мешала работать, за то, что никогда сама не чистила Аякса и после тренировок бросала его в деннике нерасседланным.