В долине поселения были разбиты на небольшие квадраты, обрамленные каменной кладкой и обведенные канавами, в которые стекалась вода для орошения, поступавшая из дождевых ям-резервуаров. В целом картина деревенской жизни догонов была полной противоположностью всего, к чему я успел привыкнуть за время пребывания в Африке; первым, что бросалось здесь в глаза, были маниакальные чистота и порядок. Рядом с прямоугольными домиками-коробк'aми располагались круглые амбарные постройки с коническими крышами из соломы. К амбарам были приставлены деревянные лестницы в десять ступеней с резными изображениями мифических животных на каждой ступени. Двери амбаров были украшены резными антропоморфными фигурками. Кроме того, в деревне имелась «аллея идолов». Огромные деревянные истуканы, отделанные замысловатой резьбой, стояли в три ряда лицом к посетителю. Посещать эту аллею разрешалось только членам определенной возрастной и кастовой группы. Были и другие запретные участки: площадка для гадания по лисьим следам, священный термитник. Совет старейшин заседал в каменной тогуне[133] с соломенной крышей в несколько слоев, опирающейся на резные столбы. Потолок тогуны находился на высоте полутора метров от земли, если не меньше. Адама объяснил, что это сделано для того, чтобы старейшины, занимающиеся решением важных вопросов и часто вступающие в горячие дебаты, не имели возможности выпрямиться в полный рост и перейти от полемики к рукоприкладству.
Однажды в Аккре, в доме Нкетсия, где за обедом полагалось говорить о духовном, глава семьи задал тему для дискуссии: стали ли африканцы гуманнее после того, как приняли христианскую веру? Странный вопрос, особенно если учесть, что в истории Африки, как до, так и после принятия христианства, гуманность повсеместно соседствует с крайними проявлениями жестокости и человеконенавистничества. Что, впрочем, можно сказать и об истории христианского мира в целом. Но речь не об этом. Догонская деревня может служить контрольной пробой в мысленном эксперименте Нкетсии: ни христианство, ни ислам здесь не прижились. Тем не менее альтруизм, который заложен в иудеохристианской традиции в форме нравственных предписаний, существует у догонов в виде поверий. Так, например, врожденные дефекты и увечья считаются здесь доброй приметой. «Калека — главный из домочадцев». Жители деревни верят, что, если семья будет как следует заботиться об увечном, к ней обязательно придет счастье. И так далее.
Адама, умудрившийся пройти в Ндала какой-то важный обряд посвящения, был вхож в довольно закрытый догонский мир, несмотря на то что принадлежал к другому племени. Через него получили ограниченный доступ и мы. Нас поселили на крыше одной из хижин, что считается высшим проявлением гостеприимства. И правда: по ночам на крыше не так душно, как в самой хижине, но спать все равно невозможно из-за инфернальных концертов, устраиваемых неусыпной домашней живностью. Каждую ночь воздух Бандиагары переполняется зловещей какофонией, померкшее пространство квохчет, блеет, завывает, кричит и стонет. Горное эхо многократно повторяет ишачьи и птичьи позывные, утрируя их так, что недолго уверовать в духов андумбулу и прочую нечисть.
По утрам блеянье сменялось многоголосием приветственных возгласов. Догонское ступенчатое приветствие — обязательный ритуал, повторяющийся по сто раз на дню. Выйдя из хижины поутру и повстречавшись с соседом, воспитанный человек не ограничится «добрым утром» или дежурным «как спалось?». От восхода до заката догоны только и делают, что приветствуют друг друга в развернутой форме. Звучит это так:
— На сэо? (Как ты?)
— Сэ! (В порядке!)
— Умана сэо? (Как семья?)
— Сэ!
— Нини сэо? (Как дети?)
— Сэ!
— Баара сэо? (Как работа?)
— Сэ!
— Сэсэ. (Теперь твоя очередь.)
— На сэо?
— Сэ!
— Умана сэо?
— Сэ!
— Нини сэо?
— Сэ!
— Баара сэо?
— Сэ!
— Мнга! (Ну слава Богу!)
— Мнга!
Иногда нас будил барабанный бой, доносившийся из-за скалы на краю деревни, где была расчищена площадка для ритуальных танцев в масках. Догонские сакральные церемонии — одно из самых красочных зрелищ на всем земном шаре. Словами не описать, с помощью фото— и видеокамеры — тоже.
Деревенские завтраки состояли преимущественно из чая, зато обеды были столь же обильны, сколь и неудобоваримы. Основное блюдо местного рациона называется «то» и представляет собой густую баланду из просяной муки пополам с песком и щебнем (по словам Адамы, наличие песка — знак высокого качества). Бледно-зеленый комок то заливают баобабовой слизью, которую заправляют чем-то вроде толченой воблы (заменитель соли и источник белка) и перекисшими семенами какого-то кустарника, придающими всему блюду запах несвежего тела. Впрочем, эта деревенская трапеза прошла мимо меня, так как я к тому времени уже успел подцепить лямблиоз и сам был бледно-зеленого цвета.